Покончив с ужином, я убрал со стола, вымыл посуду, заменил пластинку на Дорз — архив популярной музыки №1 фирмы «Мелодия», и уселся обратно на диван с фотоальбомом.
Пролистав первые страницы с довоенными фотографиями, которые я уже видел, я принялся рассматривать черно-белые снимки с 60–80-х годов. Их было немного. Вот мои бабка с дедом, еще молодые. Вот тетя Шура — совсем девочка. Батя. Тетя Шура чуть постарше. Потом серия в каком-то парке с подружками. Наверное, студенческие годы. Когда она была моложе, то выглядела довольно симпатичной. С какой-то изюминкой. Несколько фотографий тети Шуры в библиотеке. Пара фотографий строгого мужчины средних лет, черноволосого в костюме. А вот свадебные фотографии. Оказывается, тетя Шура была замужем!!! Что же случилось? Где ее муж? И есть ли дети? В фотоальбоме на эти вопросы ответов не было. Зато я нашел парочку фотографий моих родителей молодыми, а еще наши детские фотографии. Причем, моих было больше всего.
И тут среди всех этих семейных фото мне попалась одна цветная фотокарточка 9×12. Среди чуть более крупноформатных собратьев она даже несколько терялась. Как будто ее специально сделали поменьше, чтобы не привлекать внимания. На ней была запечатлена группа людей, позирующих на фоне какого-то здания. Тетя Шура стояла в первом ряду слева. Во втором ряду слева с самого края как будто нехотя из-за спины какого-то статного мужчины выглядывала тетя Мариша. Причем, похоже, за эти годы она вообще не поменялась. Все другие лица на фотографии мне были не знакомы. За исключением мужчины, стоявшего во втором ряду. С правого края, в противоположном от тети Мариши углу. Это, несомненно, был мой вчерашний ночной гость. Только без бороды. И заметно худее. Одет он был обычно: в черные джинсы и черную футболку. А на лице у него был шрам, пересекающий скулу и часть щеки почти от самого края левого глаза…
Шоколадный Иисус
Проснулся я под шоколадного Иисуса. Это звонила моя матушка. Отругала меня, что не отзвонился, как приехал. И на следующий день тоже. А они волнуются. Я извинился, сказал, что завертелся тут. Что разбирал вещи. Что всю ночь ко мне ломился какой-то бомж. Что целый день отмахивался от сумасшедших соседей. Что передали письмо от тети Шуры, а оно не законченное. Что мне, оказывается, принадлежит и подвал. Что я весь вечер вчера там порядок наводил. Что хочу там устроить хостел. Что хостел — это такая гостиница по типу общежития. Что у меня всё хорошо. Что люблю. Помню. И обязательно позвоню.
Потом я повесил трубку и какое-то время лежал на кровати, собираясь с мыслями. Сегодня предстояло много дел: надо было обменять червонцы, зарегистрировать бизнес, посетить нотариуса, разместить рекламу, купить кое-чего для хостела — тапочек там мягких, полотенец, посуды нормальной. Еще стоит изучить чердак и гараж. Да, планы получились грандиозные и, признаюсь честно, пугали.
Конечно, в первую очередь хотелось исследовать гараж и чердак. Для этого не надо никуда ехать, с кем-то разговаривать и о чем-то просить. Плюс, это занятие куда привлекательнее, чем сидеть в какой-нибудь конторе и заполнять бумаги. На чердаке, а тем более в гараже может оказаться что-нибудь интересное. В то же время я понимал, что надо себя перебороть, иначе так и буду искать повод отложить важные дела. Пора бы уже учиться взрослой жизни.
С этими мыслями я вылез из-под одеяла и вдруг понял, что ужасно хочется пить. Воды. Похмелья как такового у меня не было, голова не болела. Самогонка, похоже, была хорошей. К тому же, я ее вчера так и не допил. Но жажда мучала невероятно. Во рту все пересохло. Но самое неприятное во всей это ситуации было отсутствие нормальной питьевой воды.
Чайник я еще вчера вечером весь израсходовал. Из-под крана воду пить невозможно. И тут я вспомнил про пиво. Я же позавчера, перед самым заселением купил полторашку лакинского. Ну отпил там немного, но потом хорошенько закрутил пробку. Выдохнуться оно не должно. Стоит себе в холодильнике, меня дожидается. Холодное такое.
Не долго думая, я поплелся на кухню. Кухня была чисто убрана. Я вчера постарался. Посуду вымыл и все убрал по местам. Тетя Шура бы одобрила. Конечно, не пиво с утра, а то, что я становлюсь более ответственным. А употребляю второе утро подряд — это прямая дорога в запой. Но деваться-то некуда. Тем более пиво — это не самогон. Немного выпить, чтоб жажду утолить, не страшно. Говорят, в Молдавии вместо воды целый день вино хлещут. И ничего. Никто не говорит, что молдаване — алкаши.
Открыв холодильник, я внимательно его осмотрел — довольно убогое зрелище. Почти пустая бутылка с самогоном, початая бутылка пива, полбанки соленых огурцов, кольцо домашней колбасы, а в отделе для овощей — картошка. Еще я знал, что в морозилке лежат сало и полпачки пельменей. Сразу видно, что холодильник одинокого мужика. Причем любящего выпить бездельника. Это надо исправлять. Мой холодильник должен принадлежать уверенному молодому бизнесмену.
Поразмыслить о том, чем таким можно было бы заполнить холодильник, чтобы увеличить его респектабельность, было, конечно, интересно. Но пить хотелось сильнее. Взяв бутылку, даже не закрывая холодильник, я прямо из горлышка стал вливать в себя живительную жидкость. Мягкую, холодную, с небольшой горчинкой и запахом хлебной корочки. Глотки были глубокие и громкие.
Выпив не меньше половины, я поставил бутылку на место, прикрыл холодильник и уже было собрался пойти к плите готовить завтрак, как почувствовал, что пиво меня накрыло. Меня слегка повело, ноги подкосились, и я как-то совершенно естественно изменил траекторию движения, оказавшись на диване. Посидев пару минут с абсолютно пустой головой, я вдруг осознал, что завтракать мне совершенно нечем. Чай не заваришь. Даже с пакетика. Воды нет. Яичницу не сделаешь — яиц нет. Омлет, соответственно, тоже. Даже бутерброд — хлеба-то нет! Конечно, можно сварить кашу. Есть молоко в тетрапаках. Но я этого никогда не делал и не хотел экспериментировать. Просто так молоко пить я не люблю. Мне от него плохо становится. Оставалось одно.
Я вернулся к холодильнику, достал колбасы, отрезал порядочный кусок и съел ее вприкуску с оставшимся пивом. Что и говорить, это был один из вкуснейших завтраков в моей жизни. По крайней мере, мне так показалось. Потом я ещё полежал немного на диване. Не меньше получаса. Накрыло меня — будь здоров. Когда смог снова взять себя в руки, умылся, почистил зубы, оделся и был готов покорять мир. Ну, или хотя бы Владимир.
Выйдя на улицу, я обнаружил, что Иисус сегодня меня любит не больше других. Шел дождь. Мелкий. Навязчивый. Противный. Но я был преисполнен решимости, поэтому, получше запахнув свою косуху, невзирая на непогоду, направился прямиком на автобусную остановку, демонстративно шлепая своими армейскими берцами по мелким лужам.
Чтобы доехать до налоговой инспекции, мне пришлось идти не на ближайшую остановку, а совершить переход по старым владимирским улочкам, как нельзя лучше гармонирующим со скверной погодой своим слегка запущенным, немного тусклым и при этом строгим видом.
Некоторые дома откровенно грустили под грузом лет, заваливаясь то в одну, то в другую сторону. Их окружало буйство растительности — огромные раскидистые деревья, высокая трава, заросли кустарников. Отдельные здания были великолепно отреставрированы, и рядом с ними казалось, что ты попал в мир раскрашенных открыток XIX века. Но затем встречались дома, которые хозяева отремонтировали своими силами. Без должного согласования с соответствующими структурами. Без помощи специализированных организаций и строительного подряда. И ощущение величия прошлых веков сменялось безвкусицей эклектики. К таким домам в совершенно неожиданных местах были прикручены листы разноцветного оргалита, изображавшего навесы и терраски. Где-то стены были облеплены невыносимо тусклым или наоборот ядовито ярким пластиковым сайдингом. Некоторые дома потеряли наличники и бесстыже светили исподним пластиковых окон. Парочка зданий, не желая подобной участи, бросила свои веками и десятилетиями насиженные места и куда-то умчалась, оставив грубые заборы из металлического профнастила, груды камней, досок и какого-то тряпья. В таких местах дождь как будто усиливался.
