Молодые девицы издали озорно завели песню:
«…Давно тебя ждала,
Давно поджидала…»
Вскоре к столу подошел высокий чернобородый мужчина по имени Нажива с заткнутым за пояс топором. Нажива спросил, кто он и откуда. Он воспользовался заранее подготовленной научным отделом легендой: «Сам, мол, православный, из-под Смоленска, где во время осады погорел и осиротел. Потому и отправился на восток, в Великую Пермь искать счастья, но после Москвы на их обоз напали разбойники, и он чудом смог спастись, все имущество пропало».
Нажива кивнул и объявил, что его нужно отвести к мирскому старосте. Нажива был десятским в деревне. Когда его усаживали в телегу, откуда-то из-за спин собравшихся донеслось тихое пение, вызывавшее у всех присутствующих, кроме Наживы, улыбку.
«…Ах, кто у нас хороший,
Ах, кто у нас пригожий,
На коня садится,
А конь веселится…».
—А ну, брысь,— крикнул Нажива, тряхнув вожжи.
Лошадь уныло потянула телегу, в которую с разбега запрыгнул еще один мужик. Вслед им неслось задорное девичье:
«И полями подъезжает,
Поля-то — белеют,
И лугами подъезжает,
Луга-то — зеленеют
[20]»
Дорога тянулась по широкой речной долине в сторону далеких лесистых холмов. Где-то через километр они въехали в небольшую деревню. Гридкино поселение. В деревне как будто знали об их приезде. Народ выходил на улицу и молча провожал телегу взглядом. Следом за Гридкиной деревней оказалась еще одна деревня, а следом — ещё.
В последнюю они и направлялись. В Улыбышево. В дом мирского старосты Микиты Андреева. И, пока он отдыхал в саду, во дворе стали собираться какие-то люди, что-то тихо обсуждать, спорить. Потом пригласили и его. Собравшиеся — невысокие жилистые загорелые мужики с твердым взглядом потребовали от него пересказать свою историю. Внимательно все выслушав, порешили отправить его к епископу Серапиону.
Так сбылась его мечта. Он побывал в средневековом Владимире. Проездом в Суздаль, где располагалась епископская кафедра. Епископ оправдал его и повелел мирскому сходу выделить ему землю.
Глава 17
Туки-туки Максим
Перемещение было ужасным. Когда он выплыл на поверхность, его вырвало. Не из-за кислородного голодания. Он почувствовал себя таким ничтожным, таким маленьким, таким беспомощным, что ему стало противно. Ему стало тошно от мысли о том, что он, человек, царь природы, самостоятельная личность, может быть простым листочком в случайном вихре мироздания. Вихре, возникшем на периферии вечного урагана. Он буквально физически ощущал, как прокисли его мысли. И не смог справиться с позывом избавиться от этой кислоты.
В точке «А» его никто не встречал. Он, хотя и неприятно удивился этому обстоятельству, но подумал, что был готов к чему-то подобному. По пути к точке «Б» он пытался разобраться с этим. Он убедил себя, что явившиеся ему во время перемещения видения — просто результат гипоксии, возникшей в результате длительного пребывания под водой. Но ощущение собственной ничтожности не прошло. Это его злило. Еще больше его вывело из себя отсутствие спасательной команды в точке «Б».
Он не растерялся. Почему-то внутренне он ожидал, что всё произойдет именно так. Пробыв буквально полчаса в точке «Б» и убедившись, что никто его тут не ждёт, он направился в точку «В». Действовал Протокол 2. Выжить. Любой ценой.
Мир изменился. Не сильно, но разительно. Пришел в запустение, стал каким-то серым и растрепанным. За каких-то несколько лет. Даже здание, где раньше находилось Управление испытательных работ и конспиративный кабинет их куратора, оказалось неиспользуемым.
Про него все забыли. Он не знал, куда идти, к кому обращаться. Кому доложить о выполнении миссии и прибытии в точку назначения. Научно-исследовательский институт развалился. Он добрался до КПП, ведущего к административному зданию, но какой-то мрачный престарелый сторож его просто-напросто послал. В милиции поступили также.
Он несколько раз обошел все известные ему полигоны, но никаких следов былой деятельности не нашел. Все внезапно развалилось так же, как развалился Советский Союз. Оказалось разрушенным тем самым ураганом, который трепал человечество вот уже несколько тысяч лет. Он понял, что теперь он сам по себе. В новой стране. С новыми возможностями. Абсолютно один.
В новом мире на первое место встали деньги. Он забрал свою часть запасов и уехал во Владимир. Через год он забрал остальное. Нужно было выживать. Через девять лет в назначенное время он прибыл на точку «Б». Но никого не дождался. Через одиннадцать — тоже.
Через два часа ему позвонил Святослав. К этому времени Максим действительно смог найти подходящую квартиру. Однушку. В одном из спальных районов Владимира. Недалеко от автобусной остановки. Второй этаж. Цена приемлемая. Мебели нет. То, что нужно. И теперь он прибывал в приподнятом настроении, ожидая волнительных перемен.
Святослав попросил Максима выйти на улицу. Он привез что-то такое, от чего может просто сорвать крышу. Гадая, что же это может быть, Максим спустился вниз. Практически вплотную к подъезду задом был подогнан старый 41-й «москвич» с открытым багажником, у которого стоял Святослав в темных солнцезащитных очках.
—Это на этом ты собрался меня перевозить?— весело спросил Максим.
—Нет,— усмехнулся Свят, открывая багажник,— смотри, что тут у меня есть.
Максим заглянул внутрь и тут же провалился в черную пустоту, за которой перестало существовать время. Да и он сам тоже.
Он различил какие-то далекие знакомые голоса. Откуда-то растекался тусклый желтый свет. Боль и тошнота. Он постепенно приходил в себя. Сначала он осознал, кто он. Затем вернулись воспоминания, за исключением тех, как он оказался в этом месте. Потом он понял, что находится в каком-то темном сыром помещении.
Он огляделся. Помещение маленькое. Куб три на три метра. Стены из беленого кирпича, поросшего какой-то тонкой коричневой дрянью. Крошащийся цементный пол. В центре потолка — лампочка. В одном углу узкая металлическая лестница, ведущая к закрытому люку. В другом углу на старом сбитом ватном матрасе сидит грязный лохматый человек, прислонившись спиной к стене. На его руках и ногах — кандалы, цепь от которых крепилась к мощному металлическому кольцу, вмурованному в стену.
—Ну как, пришел в себя?— хриплым шепотом спросил человек.
—Где я?— простонал Максим, пытаясь встать.
Он оказался тоже прикован к стене. И тоже усажен на матрац. Такой же старый и жесткий, как и у его сокамерника.
