Макс отреагировал мгновенно, рывком поднявшись на пару ступенек вверх, он ухватил за грудки склонившегося к люку Игоря, потянул его на себя и изо всех сил врезал ему по носу головой. Им в Академии на занятиях по рукопашному бою говорили, что, нанося удар головой, необходимо учитывать, чтобы он пришелся на ту часть лба, где начинается линия роста волос. Это самая крепкая и наименее болезненная часть головы. Каждый из курсантов даже попробовал нанести такой удар по груше. Из того занятия Максим запомнил, что такие удары оставляют неприятный шум в голове.
Удар превзошел все его ожидания, Игорь, не ожидавший нападения, тут же осунулся и стал заваливаться на Максима. Ему потребовались немалые усилия, чтобы оттолкнуть его в сторону. В противном случае, Игорь прямиком полетел бы вниз, в погреб, захватив с собой и Максима.
В это время внизу раздался истошный крик Святослава. Похоже, что он отбился от Александра и теперь пытался задержать Максима, ухватив его за ногу. Макс лягнул другой ногой и почувствовал, что попал. Раздался сдавленный крик и грохот. По всей видимости, Святослав упал на пол.
—Беги,— крикнул снизу Александр,— без меня!
Максим выскочил из погреба и вопреки первоначальному плану, бросился к двери, ведущей во вторую половину дома. В дверях он столкнулся с Ефимом. Тот бежал на крик. Ефим оказался легким соперником. Максим со всей силы толкнул его плечом и тот, отлетев назад в комнату, со всего размаха упал на пол. Максим в несколько прыжков преодолел комнату, выскочил через знакомую дверь на веранду, затем открыл входную дверь и… Знакомая черная пустота вне времени и сознания поглотила его.
В себя он приходил долго и болезненно. Сначала появилась боль. Где-то далеко. Вроде бы даже как будто чужая боль. Но постепенно она стала расти и вот уже настигла его и начала наполнять. Когда терпеть боль стало невыносимо, пришло осознание себя. Максим понял, что боль не чья-то. А его собственная боль. Он попытался открыть глаза. Это получилось не сразу. Из-за боли. А еще на веки левого глаза налипла какая-то грязь, и он никак не мог их разомкнуть.
Над собой он увидел тот же потолок, обитый побеленной OSB-плитой и освещенный тусклым желтым светом. Одновременно вернулась память. Похищение, побег, темнота. Он приподнялся, тут же голову охватила острая боль, а тело сковал продолжительный спазм. Пустому желудку не от чего было избавляться, и, после нескольких мучительно долгих позывов, он выплюнул сгусток горькой желчи, после чего обессиленно привалился спиной к стене.
—Жив?— послышался голос Александра, наполненный неподдельным состраданием.
Максим сморщился, пытаясь мимикой продемонстрировать, что все в порядке, хотя в ушах шумело, и мир вокруг мерцал.
—Ты меня извини,— сказал Александр,— я сомневался в тебе. Думал, тебя специально ко мне подсадили, чтобы втереться в доверие. Я и идею с побегом придумал, чтобы тебя разоблачить.
—Что случилось?— еле-еле пробормотал Максим сухими губами.
—Алексей вернулся и застал тебя, когда ты из дома пытался выбежать. Ну и нокаутировал. Он же мастер спорта. У тебя, скорее всего, черепно-мозговая травма. Попей водички. Только немного. Слева от тебя бутылка валяется.
Больше всего на свете Максиму захотелось закрыть глаза и уснуть. Так он и сделал. В очередной раз, но уже добровольно провалился в черную пустоту. Впоследствии Максим не раз размышлял, насколько эта пустота пуста. Действительно ли в ней нет ни времени, ни собственного я. И если это так, то насколько она похожа, скажем, на кому или даже на то состояние, которое называют смертью. Ведь, если похожа, то смерть не так уж и страшна. Или же все-таки страшна еще больше? Всегда, когда к нему приходили такие мысли, Максим плевал и крестился, чтобы отогнать их прочь.
Одно он понял точно, эта пустота только на первый взгляд пуста. На самом деле, она заполнена сознанием, просто оно становится очень и очень медленным. Настолько медленным, что от него ускользает практически всё. В том числе и время. Так что в данном случае правильнее было бы использовать слово «забвение». И когда забвение уходит, сознание ускоряется и начинает всё фиксировать. И то, что его окружает, и свои собственные умозаключения.
В этот раз сознание вернулось к Максиму мгновенно. Он открыл глаза, точнее глаз и сразу всё вспомнил. Голова по-прежнему болела, но боль была приглушенной. Где-то под темечком. Он все также сидел, прислонившись спиной к стене. Сколько он проспал в такой позе, сказать было сложно, но его тело затекло и было ватным. Еще тревожил левый глаз. Очень хотелось его открыть, но он не мог. Аккуратно ощупав лицо, он ощутил болезненную гематому, которая охватила глаз в плотное кольцо, не давая возможности открыть веки.
Немного по-пиратски окинув взглядом помещение, Максим заметил на полу рядом с собой прозрачную пластиковую бутылку воды. Удивительно, но тарелка с картофелем целая и невредимая стояла рядом. Вчера, перед тем как Святослав отсоединил его от цепей, Максим аккуратно отставил свою порцию подальше в сторону. Не потому, что допускал возможность вернуться обратно и употребить законную пайку. А просто в силу своего воспитания и предусмотрительности.
Аккуратности и педантичности в современном мире приходилось непросто. Нужно было постоянно конкурировать с бешенным информационным потоком, водоворотом эмоций и транспортным хаосом. Но иногда старые добрые качества все еще выручали человека. Вот и сегодня собственная аккуратность Максима очень порадовала.
Дребезжа кандалами, он переместился к бутылке воды, открыл ее и сделал несколько жадных глотков. Желудок, видимо, не ожидал такого обилия влаги и ответил болезненным спазмом. Опустошив полбутылки, Максим взял из тарелки картофелину. Она была сварена в кожуре, как называла ее в детстве мама, в мундире. Никогда еще картошка не была такой вкусной. Ни до, ни после. Возможно, главными ингредиентами этих ощущений были погреб, голод и ощущение неминуемо приближающегося конца.
Возня Максима разбудила Сашу. Он уселся в позу йога и спросил:
—Ну как ты себя чувствуешь?
—Уже лучше,— ответил Макс с набитым ртом.
—Ну, хорошо,— обрадовался Александр,— а то ты вчера совсем плох был.
—У меня ведь почти получилось,— сказал Максим,— почти получилось убежать. Только я не туда побежал. Надо было в окно…
—Да ты молодец! Здорово ты этих сохатых уделал! И Ефима. Тут вчера такой кавардак был. Игорю ты, похоже, нос сломал. Так что ты теперь официально переведен в категорию нарушителей режима и склонных к побегу. Как и я!
—Как бы это боком не вышло,— заметил Максим, чувствуя, что разговоры даются ему с трудом. Голова все еще болела.
—Если честно, я думаю, что у нас с тобой на самом деле мало шансов. Особенно у тебя.
—Что ты имеешь в виду?
—А то, что если тебя и отпустят, то не раньше, чем осуществят свои планы. Иначе высок риск, что ты наведешь на них милицию!
—А тебя?
—А меня они отпустят только тогда, когда будут уверены, что я стал коллаборантом. Когда я окончательно и бесповоротно откажусь от своих коммунистических взглядов. Когда признаю, что рыночная экономика и капитализм дают человеку больше, чем развитой социализм.
