В ухоженной конюшне я насчитала трех лошадей. Точнее двух гнедых кобыл и черного, как смоль, жеребца — мощного арабского скакуна. Я видела представителей этой породы на выставках; выносливые, красиво сложенные кони были любимцами публики и выводились в основном для участия в скачках. Мои же родители выращивали породы попроще, для фермерской работы.
Увидев, кто привлек на себя все мое внимание, Егор взял меня за руку и подвел к деннику.
—Знакомься Вереск, это Алена.— Мужчина перехватил мою ладонь и вытянул ее в сторону коня.— Поприветствуй даму.
Жеребец качнул гривой и отступил назад, приседая в лошадином реверансе — поднял переднюю ногу, согнув её в запястье и заложил на нее другую. Фыркнув и вновь качнув головой, он поднялся чтобы ткнуться мордой в тыльную сторону моей кисти.
Я рассмеялась так, как не смеялась давно. Это было так забавно и радостно, будто яркое солнце взошло внутри меня, разогнав темные тучи. А всего то и надо было, что испачкать руку лошадиной слюной.
Я обернулась на Зловского. Он улыбался мне в ответ искренне, но не без капли самодовольства — вот ведь, явно гордился своей хитрой уловкой.
Внезапно его улыбка сменилась удивлением — из соседнего денника высунулась не менее наглая лошадиная морда и дернула его зубами за ворот рубашки, заставив тот треснуть нитками.
—Ой, прости, красотка,— мужчина развернулся к ревнивице и погладил ее по ганашу.— А это Пташка, она очень своенравная собственница, поэтому я бы на твоем месте так сразу к ней близко не подходил.
—Что ж ты не сказал, что не свободен?— Фыркнула я, а Зловский только укоризненно качнул головой.
—Чтоб ты знала, у нас чисто платонические отношения.— Гордо задрав нос, сказал он.— А вон там Шулайя. Шуня, она у нас девушка особенная и чужаков сторонится. Но не бери на свой счет, это у нее с детства. Особенно она не любит ветеринаров — из-за травмы пришлось ампутировать часть передней ноги. Сама понимаешь, протезирование сильно сказалось на моральном духе.
Я с жалостью заглянула в соседний денник. При таких травмах лошадей обычно усыпляют — протезирование и реабилитация слишком дорого обходятся. С другой стороны, Шуне повезло с богатым хозяином.
—Ну, что хочешь прокатиться? Ты только посмотри, как Вереск строит тебе глазки. Я правда ревную.— Наигранно возмутился хитрец.
Я смутилась. Мне было так хорошо сейчас, что отчего-то жутко захотелось плакать. Это нормально вообще, хотеть разреветься, в такой момент? Чувствуя себя полной дурой, я вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками, не в силах ничего с собой поделать.
—Эй, ты чего?— Испугался Зловский и развернул меня к себе, взяв за трясущиеся плечи.— Я совсем не такого эффекта добивался… слышишь? Я опять сделал что-то не так?
—Все так.— Пискнула я, еще больше расстроившись от того, как жалко сейчас прозвучал мой голос.— Просто… я не знаю.— И сама того от себя не ожидая, взяла и уткнулась носом в его твердую грудь, моментально запачкав тушью рубашку. Хотя, чего уж там, Пташка и так ее испортила — пусть Зловский новую себе купит, не разорится.
Сильные руки обняли меня и притянули к себе, теплое дыхание щекотно коснулось шеи. Мне было так уютно в этих объятиях, так спокойно, что слезы начали отступать.
11
От Егора приятно пахло чем-то древесным и свежим.Уж не знаю, что за божественный аромат, но я бы купила такой, чтобы просто нюхать в свое удовольствие.
Я не увидела, но почувствовала, как он улыбнулся.
—Значит все-таки все с тобой в порядке. А я думал, что ты непробиваемая.
—Ты о чем?— спросила я, не отнимая влажной щеки от его груди.
—Скоро узнаешь.— Сказал Егор, бережно проведя по моим волосам рукой.—Пойдем.Думаю, хватит на сегодня приключений. Ты устала, тебе нужно отдохнуть, к тому же скоро стемнеет.
Мое мнение, видимо, даже не рассматривалось — потому, с этими словами, он аккуратно отстранил меня от себя и чуть склонился, подхватывая на руки. От неожиданности аж дух захватило, но и мысли не появилось о том, чтобы сказать что-то против.
Парить над землей, в его сильных руках было еще волнительнее, чем нежиться в крепких объятиях. Мне отчаянно захотелось, чтобы прямо сейчас он поцеловал меня, смял в своих ладонях, как тогда, на том странном празднике, и то же желание я мельком увидела в его глазах. Но Зловский только издевательски прищурился и понес меня обратно, через поле, по протоптанной лесной тропинке.
Бывшие светлыми по пути туда, на обратной дороге сумерки окончательно сгустились над нами.Но мир все равно был виден отчетливо — дорогу до дома нам освещала растущая луна и тысячи ярких звезд, рассыпанных по небесному полотну драгоценными сияющими камнями. Должно быть, завтра будет полнолуние.
***
Видимо, Зловский был прав — я слишком устала от переживаний этого дня. На обратном пути просто взяла и задремала на его руках!
Впрочем, сложно было не поддаться дреме; горячие ладони, прижимавшие меня к широкой твердой груди, ровное биение сердца, мерные шаги — все это дарило ощущение безопасности и убаюкивало. Не было тревоги, а размышления не уходили дальше того, сколько силы нужно иметь, чтобы донести меня от той поляны, до дома.Перышком бы я себя называть не стала, да и если бы весила сорок, попробуй, дотащи такой мешок с картошкой через все «Марафонское поле» от конюшни до его дома.
Я проснулась от того, что мужчина аккуратно снял с меня обувь, до того уложив на мягкую постель. Приятная тяжесть покрывала скользнула по ногам, и я сонно приоткрыла глаза. Заметив это, Егор замер надо мной и улыбнулся.Сказал шепотом:
—Спи. Не хотел тебя будить.
Хотел уйти, но я не дала, ловко поймав его руку, поправившую мое одеяло.
—Останься.— Сказала я, замирая внутри от волнения.— Ты останешься со мной?
Это странно, но мне показалось, что я видела тень испуга на его лице. Зловский с сомнением вздохнул и обжег меня взглядом, особенным, встревоженным. В какую игру же он играет теперь?
—Не думаю, что стоит. Хочу, чтобы ты выспалась и набралась сил, в этом я буду только мешать.
Я капризно скривила губки и невесомо скользнула ладонью вверх по его руке.
—Не будешь. Пожалуйста, я хочу, чтобы ты меня обнял.— И я действительно хотела этого. Сейчас, так больше всего на свете! Он был мне нужен, хоть то и не поддавалось логике. Я не могла объяснить этого себе, просто чувствовала невыносимую потребность в его присутствии.
Долго уговаривать не пришлось. Егор обошел постель и устроился поверх покрывала на соседней подушке, протянул руку надо мной и сгреб в охапку, крепко прижав к себе. Это было невероятное чувство!Я уже и не знаю, испытывала ли такое раньше — умиротворенность, нежность… счастье?
И все это в руках человека, подозреваемого в жестоких убийствах женщин? Не-ет, ну разве можно было в такое поверить после всего?
