А че? Я ниче. Ну, хихикнула про себя. Но на деле сдержала суровую мину.
— Да, пожалуй, Бринчу бы такой фамильяр подошел. Сидит там что-то у себя в библиотеке, тихушниет…
— Ты сказала, что подобрала какую-то книгу?
— Ага, вот.
Взяв в руки томик не очень монументальный, но все же труд Хоакина Фарлоу, Ви вдруг отчего-то задумалась.
— Что? Читала уже такую? И как, сюжет интересный или автор слил концовку?
Ви не ответила, а почему-то аккуратно отложила ее от себя и посмотрела на меня внимательным взглядом.
— Скажи, ты правда-правда ничего о своей семье не знаешь?
Я закатила глаза. Достало на самом деле, всем подряд одно и то же по десят раз говорить.
— Правда-правда. Совсем. Абсолютли.
— Ты о-очень странная. - Сказала Ви, протягивая мне томик, нечаянно похищенный из библиотеки, - Но я тебе верю.
— Что ж, это меня радует!
Нет, правда радует. Надоело уже одной по этой Академии мыкаться, ни поплакаться никому, ни кости однокурсниками в столовке перемыть. Уже же целые сутки страдаю!
— Стелла Вармэйер была твоей бабкой. Матерью твоего отца.
Так, вот сейчас что-то там зашевелилось у меня вдоль позвоничника. Волосы ли, или просто нервные окончания задергались, но стало как-то не по себе.
— Так что, может тебе стоит прочесть эту книгу. Узнаешь о себе хоть что-то.
Я огладила толстый переплет большим пальцем. Тиснение было качественным и словно залито настоящим золотом. Наверно, это редкая книга и может… в ней и правда будут хоть какие-то ответы на все множащиеся и множащиеся вокруг меня вопросы.
— Значит у великой светлой стражницы родился великий темный страж врат?
Ви ничего не ответила. Встала и, отряхнув коленки, принялась складывать разбросанную нами одежду.
— Прости… если я что-то говорю не так, не обижайся на меня, пожалуйста. Лучше объясни. Я ведь правда не понимаю…
— Твой отец убил моих родителей.
У меня перехватило дыхание, прежде чем я успела продолжить мысль.
А Ви просто посмотрела на меня вупор и продолжила возвращать вещи на полки.
— Ви, я…
— Не надо. - Она оборвала меня и посмотрела зло, но ее взгляд тут же смягчился, хоть в нем и стояли слезы. — Я знаю, что ты не виновата. Тебе было тогда примерно столько же, сколько и мне. Но… просто не думай, что все это так просто отпустить.
Я замолчала вместе с ней. У меня правда в этот момент в непрерывном потоке мыслей настала какая-то звенящая тишина. Нет, ну что я могла ей сказать? Мне жаль? Чем я могу тебе помочь? Уф, да ничем… сдохнуть только где-нибудь под кроватью, чтобы не напоминать своим присутствием о трагедии всей ее жизни.
Когда все вещи были убраны, а мы обе, ввиду позднего часа и близящегося раннего подъема, расползлись по кроватям, она вдруг улыбнулась мне, прежде чем погасить свечу на своем прикроватном столике и спросила.
— Так ты точно не знаешь кто мог все это тебе прислать?
Я сонно пожала плечами и зевнула так, что в мой рот вполне смог бы пролезть тот жуткий фиолетовоглазый паук-убийца.
— Я надеюсь кто-то, кто не ошибся адресатом и не потребует ничего взамен.
И, отвернувшись к стенке, сама не заметила, как провалилась в сон.
В новой мягкой до нежности шелковой пижамке ярко-алого цвета, идеальной севшей по моей фигуре, засыпалось до невыносимости сладко.
Этот кто-то, наполнивший до отказа мой шкаф, определенно имел хороший вкус и знал толк в качестве.
29
Впервые не опоздав на занятие, я, надо сказать, открыла для себя много нового!
Во-первых, в Академии Стражей, как бы не создавалось такое впечатление, училась не только наша группа. Как минимум, с одной толпой парней и девчонок, я столкнулась, проходя длинный коридор до нужного мне кабинета.
Немного старше нас, может быть года на два, на три, ребята старшекурсники при этом имели весьма помятый и серьезный вид. Судя по обрывкам разговоров, которые мне удалось ухватить краем уха, некто профессор Ашваруш, цитирую:
“Совсем чокнутый нафиг сбрендивший садист-психопат!”
Его методы обучения вряд ли законны, на него будут жаловаться как минимум трое студентов. Акое-кто к этому монстру даже на пушечный выстрел больше не подойдет, потому что жизнь стоит дороже корочки о высшем магическом.Ну, или что они тут дают тем, кто дожил до последнего курса обучения?
На всякий случай я даже перепроверила имя преподавателя, у которого сегодня должна была постигать вечное и мудрое.
“Профессор Халила Эвон Ваххад, Фамильяроведение” - гласила строчка над расписанием на моем замызганном пергаменте. В самом деле, надо заняться и переписать его куда-нибудь, а то аж стыдно с таким фиговым листиком ходить…
В аудитории куда более просторной, чем та, в которой преподавал Фарлоу - хоть это и онбыл магистром,в отличии от этой Эвон Ваххад, - царило приподнятое настроение.
Но! Ровно до того момента, пока я, проклятая Кара Итмонт, не распахнула в нее двери. Ну, разумеется...
— Здрассти…
Пробормотала я, молодой темнокожей женщине, что-то там перебиравшей в большом книжном шкафу в углу аудитории. И, прежде, чем та даже успела ко мне обернуться, мышкой шмыгнула в общее пространстов.
К моему удивлению, в аудитории не было ни одного стола или стула - только груды разноцветных подушек, сваленных в углу. Ихмои одногруппники, насупившиеся и притихшие от одного только моего вида, уже успели разобрать для личного комфорта. И теперь небольшими стайками сидели то тут, то там.
Схватив первую же прыгнувшую в руку подушку, я притулилась в углу за всеми. Благо профессору видимо было все равно куда и с кем кто сядет.
Если ты уже привык ловить на себе косые взгляды, то твой слух сам по себе начинает обостряться, когда кто-то рядом, пусть даже шепотом, произносит твое имя. И мое имя шептали. Оно то и дело доносилось отовсюду!
От такого переизбытка внимания к собственной персоне, мне вкакой-то момент аж захотелось вскочить на свои две и грозно уперев руки в бока, спросить - и чего это я такого им опять успела сделать, пока мирно пускала слюни в подушку в своей комнате всю ночь напролет?! А?
Но нет.
Я не такая.
Я может и могу показаться кому-то храброй и безбашенной, но уверяю, вся эта напускная храбрость у меня от страха. Укоторого, как говорится, глаза вЕлики… а вЕликами что-то разглядеть крайне проблематично.
Потомумне оставалось только сидеть на своей аутсайдерской подушечке в углу и молча сверлить взглядом своих недоброжелателей. И вот ведь заняться им будто нечем больше!
