—Конечно, мы поедем прямо сейчас. Мы в любом случаем поедем и посмотрим, что с твоим животиком.
—Из-за этого теста я даже забыла про ужасную боль, хотя еле дошла до спальни, прежде чем набрала тебя.
Ужасные образы того, как она, борясь с болью, пытается дойти до кровати, меня чуть ли не оглушают. Моя бедная девочка, на этой грёбанной работе я не могу быть уверенным, что с ней всё хорошо. Ведь она могла не набрать меня, она могла продолжать терпеть, не в состоянии даже найти таблетку.
Чёрт, мне нужно быть внимательнее. Намного, блять, внимательнее.
Я несу её в спальню и кладу на кровать, чтобы помочь переодеться. С каждый последующей минутой замечаю, как она трясётся — точно не от холода, а от страха.
—Чего ты боишься, малыш?— спрашиваю я, снимая с неё майкую и меняя домашнюю одежду на одно, найденное мною в гардеробе платье.
—Не знаю, просто… Это очень неожиданно, но больше всего я боюсь, что ошиблась.
—Любимая, ты не ошиблась.
—Ты так думаешь?
—Я уверен в этом. Но если же и так, то я смогу это исправить.
Она закрывает глаза от нахлынувшей на неё волны смеха.
Не давая ей самостоятельно идти, я на руках отношу её к машине, которую в спешке оставил за воротами и не заблокировал.
Нет, я даже не закрыл дверь и не вытянул ключи. Все мысли были заняты Полиной и тем, что она ждёт меня. Ровно как и всегда — в моих мыслях живёт только она и способы, как сделать её счастливой. Вся остальная информация — ненужный мусор.
Я еду медленно. С недавних пор я всегда еду медленно с ней, потому что быстрая езда её пугает.
Когда паркуюсь на стоянке клиники, Полина выходит из машины, не дожидаясь, пока я открою ей дверь.
—Малыш…
—Всё в порядке,— успокаивающе говорит она.— Я могу идти.
Приобняв её за талию с такой силой, что чуть ли не поднял в воздух, я веду её в помещение частной клиники.
Девушка за стойкой сразу же кладёт трубку, как только видит нас.
—Здравствуйте! Я могу вам чем-то помочь?
—Гинеколог,— сжато отвечаю я.— Нужен гинеколог.
—Простите, у вас назначено?— неуверенно спрашивает та, отчего я злюсь, как голодная, сидящая несколько дней на цепи собака. Ещё полчаса назад моя девочка с трудом передвигалась, и тупость персонала вокруг просто, блядь, выводит меня из себя.
Мне достаточно просто взглянуть на неё, чтобы всё её тело сжалось, желая лишь слиться воедино со стеной и не вылезать до тех пор, пока я не исчезну.
—Извините, я сейчас вас провожу.
Наконец она покидает ресепшн и проводит нас по длинному коридору прямиком в кабинет гинеколога. В последний раз Полина здесь была примерно год назад, когда я привёз её в клинику, потому что был озабочен её здоровьем. Если дело касается моей девочки, у меня включается паранойя — не важно, что именно меня беспокоит. Её здоровье, состояние, мысли, душевное спокойствие, желания, что угодно. Мне нужно знать наверняка, что всё хорошо.
Даже когда Полина усаживается в гинекологическое кресло для осмотра, я всё ещё не могу прийти в себе и стою над ней и врачом, как цербер.
—У неё сильно болел живот. С чем это может быть связано?— не выдерживаю я.
—Не волнуйтесь, сейчас мы всё посмотрим,— отвечает врач. В этот раз она уже не настаивает на том, чтобы я вышел, иначе бы я разобрал этот кабинет и всю клинику по кирпичам нахуй.
Полина держит мою руку и морщится, закрывая глаза. Чтобы хотя бы немного забрать её беспокойство, я целую её в лоб.
—Таблеточки принимаем?
—Да, как вы говорили, по инструкции. Но я могла выпить таблетку не по графику.
—Думаю, так и было, потому что у нас уже около пяти неделек.
Мозгами я понимал, что всё так и будет, но услышанное всё равно приводит меня в шоковое состояние. Никогда не мог подумать, что смогу быть настолько сентиментальным. Человек, который срывает глотку на работе от криков на сотрудников. Человек, который до появления Полины в моей жизни был безразличным ко всему.
Полина трясётся, пытаясь подавить слёзы, но в итоге они всё-таки скатываются по её щекам.
—Живот часто болел за это время?
Полина отрицательно качает головой.
—Это в первый раз.
—Сейчас болит?
—Нет. Уже нет.
—Хорошо, матка увеличивается в размерах, в организме происходят физиологические изменения, поэтому такая боль это абсолютно нормально, но только если она не перманентна. Если будет повторяться, просто примите лежачее положение, она рассосётся сама собой, в обезболивающих нужды нет. А сейчас мы измерим твой таз, обхват живота и всё остальное.
Моя челюсть буквально ходит ходуном, но я сдерживаю свой нервный тик и просто молча жду и слушаю все рекомендации врача. Конечно, я буду с ней на связи по каждой мелочи и отблагодарю её годовой зарплатой верховного судьи. Чёрной зарплатой.
Застывшие слёзы на её озадаченном, но счастливом лице меня приводят в чувства. Моя девочка беременна, это не будет давать мне покоя ещё примерно всё время до родов. Только дверь кабинета гинеколога закрывается, как Полина снова даёт волю эмоциям и прижимается к моей груди.
—Стас, я не верю,— плачет она.— Не верю, что я беременна. Это словно в каком-то сне.
—Это не сон, принцесса. Это наш ребёнок,— твёрдо говорю я.— У нас будет ещё один ребёнок.
—Да, ещё один малыш,— её слёзы сменяются смехом.— Дамиан будет старшим братом. Не терпится ему это рассказать.
—Не думаю, что сейчас он поймёт это в полной мере. Но если не терпится, нужно сделать.
Всю дорогу к тестю и сыну я сосредоточено веду машину, слушая, как Полина перебирает имена для девочек и мальчиков.
Мои пальцы крепко сжимают руль, её довольный ангельский голос такой рай для моих ушей, что мне уже самому кажется, будто я на небесах. Потому что нельзя на земле быть настолько счастливым.
Нельзя, но она делает меня таким.
Каждое утро, просыпаясь рядом со мной и пробуждаясь от моих поцелуев. Каждый вечер, засыпая на моей груди и в моих объятиях. Каждый день, позволяя мне быть её мужем, единственным мужчиной в её жизни.
Каждое мгновение своей жизни я положу на то, что всегда буду непробиваемой стеной для неё, для наших детей и для её отца, который имеет особую ценность для неё.
—Ты бы хотел больше мальчика?
—Мне всё равно, кто это будет, малыш.
—Да, мне тоже,— соглашается она, меланхолично улыбаясь.— Но мне почему-то кажется, что будет девочка.
—Девочка,— проговариваю я, ясно понимая, что, если во мне и живут некие остатки разума и адекватности, то в итоге я потеряю и их.
