2.Мы решим твои проблемы
Только когда заезжаю в гараж, замечаю резинку для волос, лежащую на заднем сидении. Видимо, Полина случайно оставила, когда выходила.
Рассматриваю вещицу — светло-розовая велюровая резинка с небольшим бантиком, немного влажная из-за дождя. Интересно, много ли эта резинка впитала боли и слёз? На автомате кладу её в карман и направляюсь в дом.
***
—Я тебе звонила сегодня раз десять.
В синем шёлковом халате Алина сидит за столом — скучающе ковыряется вилкой в овощном салате.
Нет ни сил, ни желания разговаривать с ней сейчас. Кажется всю энергию я оставил там — в своей старой квартире, в которой нашла укромное место одна несчастная девочка.
—Я работал.
—Да-да, я знаю, что у тебя сейчас очень крупный проект. Просто хотела спросить, во сколько тебя ждать. Думала, может вместе поужинаем.
—Как видишь.
—Да, кстати, как там дела? Идёт работа?
—Да, если не брать во внимание, что вокруг одни идиоты, пока не наорёшь на них — нихрена нормально не сделают. Сегодня я только утвердил проект по парковке, хотя мне должны были его переделать ещё позавчера.
Присаживаясь рядом, я всё никак не могу прекратить сжимать находящуюся в кармане резинку. Она действует как антистресс.
—Кушать будешь?
—Нет, я не голоден. Пойду к себе в кабинет.
—Ладно, только не переусердствуй, и так постоянно работаешь.
Рассеянный по всему дому аромат дорогого женского парфюма сопровождает меня до второго этажа.
Кабинет встречает меня неизменным мраком, который поддерживается отсутствием окон и мебелью из грубого дерева. В воздухе витает странная тяжесть — не мой ли осадок после увиденного? Я стараюсь отключиться полностью, абстрагироваться от жизни, к которой не имею никакого отношения, но поверить не могу — это пиздец как сложно. Всё-таки потому, что я лично увидел, как жестокость прорастает в людях.
Ощущение, словно ты прочитал книгу, как ребёнка всячески уничтожалиа спустя какое-то время узнал, что история основана на реальных событиях. Но даже в таком случае реальные события и события, свидетелем которых ты стал — совсем разные вещи. Когда-то я сам переживал нечто подобное от своего отца, но это было словно с другим человеком — со Стасом, а не с Верховцевым, которым я сейчас являюсь.
Но блядь, даже самому переживать подобное намного легче, нежели наблюдать за страданиями другого. Особенно, если этот другой — безвинная девочка лет шестнадцати, с растрёпанными волосами и в тоненьком платье бродит по городу, радуется перспективе поесть вечером вареников с незнакомцем. Про это я вообще молчу даже в собственных мыслях — она настолько легко внушаемая, что страшно представить, какие отморозки могли воспользоваться её детской наивностью и безвыходностью ситуации.
Садясь в кресло, включаю кондиционер на шестнадцать градусов. Надо отвлечься. Наливаю немного коньяка в стакан. Стараюсь вернуться мыслям в свой новый проект жилого комплекса — всё-таки развитая инфраструктура всегда будет выгодно сочетаться с близостью морского побережья.
Глазами натыкаюсь на документы и хочу сделать пару пометок, но не могу — голова совершенно не в рабочем русле. Игнорирую всё, кроме сегодняшнего происшествия. Видно, слишком долгое время со мной ничего не происходило ничего ни хорошего, ни плохого — я застрял в долгом периоде затишья, чтобы сейчас сидеть в своём кабинете, пить коньяк пятилетней выдержки и пытаться понять, как же мне поступить? Миссию случайного прохожего я выполнил на все двести, но почему всё равно так гадко на душе? Может, потому что понимаю, в следующий раз так сильно девочке не повезёт — не говоря уже о том, что каждый день с такой матерью как игра на выживание.
Странно, ведь я думал, что совсем полностью лишён эмпатии и отзывчивости, а на самом деле уже не один час думаю о ней.
Думаю, думаю, но ничего не придумаю. Пока что.
Я отключаюсь, медленно сшивая себе веки невидимой прочной нитью. Только к утру понимаю, что даже во сне всё равно умудряюсь увидеть тот робкий, растерянный взгляд.
***
Утром просыпаюсь пластмассовым, спал три часа — и то урывками. Ещё нет семи часов. Голова незрячая, будто выпил вчера не сто грамм, а бутылку минимум.
Несмотря на то, что жутко не выспался — больше заснуть не смог. После контрастного душа и холодной бутылки воды я уже сижу в машине и вновь еду по маршруту, ведущему к моей старой квартире.
На улице всё ещё темень. Один градус тепла. Свободные дороги.
По пути беру кофе, в связке с сигаретами зачастую спасающий меня от недосыпа, тревожности и внутреннего одиночества.
Я так быстро доезжаю до Лермонтовской, что и не знаю, нужно ли давать о себе знать в такую рань. Наверное, надо бы съездить куда-то за свежим завтраком, но все такие работяги, что откроются часа через два-три.
Зайдя в квартиру, первым делом смотрю, где Полина — а она всё ещё спит. Дверь в спальню прикрыта, поэтому я захожу максимально тихо, чтобы не разбудить её. Рядом с кроватью замечаю открытый рюкзак. Быстро просматриваю, что в нём — пару тетрадок, две ручки, расчёска, мелочь во внутреннем кармашке, обёртки от конфет, новый маленький пакетик сока.
Нормально вообще, что мне становится неловко и тошно? За хорошую жизнь, которой у неё нет. Стыд будто вселяется в моё тело раненной змеёй — и ползает от трахеи до носоглотки, хвостом задевая верхнее нёбо.
Я собираюсь поскорее выйти, но в эту самую минуту меня останавливает вибрация телефона. На прикроватной тумбочке лежит старенький чёрный самсунг. На экране высвечивается «папочка».
Понятия не имею, чем именно руководствуюсь, но я беру трубку, пока выхожу из спальни.
—Доченька, возвращайся д-домой, п-пожалуйста,— говорит он хриплым голосом, немного заикаясь.— С мамой я п-поговорил. Она тебя трогать не б-будет больше.
Молча слушаю тяжёлое дыхание, которым он меня выводит из себя.
Своевременно вы там спохватились.
—П-полиночка? Ответь, п-пожалуйста. Я очень п-переживаю.
—Не переживайте.
Волноваться надо было, когда находилась дома — в кругу любящих родителей.
—Гто это? Где м-моя дочь?
—С ней всё в порядке. Она сейчас спит.
—А кто в-вы?
—Просто знакомый.
—П-пожалуйста, с-скажите ей, что звонил п-папа.
—Хорошо, я обязательно это ей передам, но только когда она проснётся. Думаю, она вчера очень устала — ей необходим отдых.
—Д-да, конечно. С-спасибо большое, что п-помогли ей.
—Не за что. Всего вам хорошего.
Может, он хочет узнать больше, но сбрасываю. Ещё несколько минут прибываю в состоянии анабиоза. Вроде и осознаю происходящее, но чего дальше делать, куда податься — вообще не представляю.
