—Вы не просто отбросы. Вы самоубийцы, которые подписали себе смертный приговор,— говорю я и вонзаю этот мелкий нож одному ублюдку в его член, отчего он вопит, как недорезанная свинья. Он отшатывается, когда я ударяю его по лицу, которое и до этого напоминало кровавое мессиво.— Я его исполню.
***
Полтора часа проходит с момента, когда позвонил своим людям из органов и сказал о том, что для них есть работа. Я дождался их для того, чтобы лично дать распоряжение. Я смотрела на два изуродованных мёртвых тела и жалел, что не помучил их ещё.
Мне стоило выпить, но я не хотела приезжать и вонять перед ней перегаром.
Когда я наконец оказываюсь дома, охранник стоит возле входной двери, как статуя. Такое ощущение, что он простоял неподвижно всё время, что был здесь.
—Станислав Юрьевич,— начинает он, но я жестом заставляю его заткнуться.
—Можешь завтра не приезжать.
—Я уволен?— неуверенно хрипит он, откашливаясь.
Я мог бы его уволить за халатность и тупость, но он работает её водителем уже больше полугода. И я не смогу снова доверить это кому-то другому.
—Я приставил тебя к ней не для красоты, как статуэтку. Её безопасность. Вот, что меня интересует.
Он хмыкает, прочищая горло и клянётся, что станет её тенью.
—Если что-то подобное повторится, я тебя не уволю, а убью. А теперь ты свободен, я позвоню, когда ты понадобишься,— говорю я, прежде чем он уходит.
Зайдя внутрь, я не разуваюсь и сразу же нахожу Полину на первом этаже на диване. Она сидит всё ещё в моём пиджаке, поджав ноги под себя. И она трясётся, уставившись в одну точку впереди себя.
Очень быстро, огромными шагами я сокращаю расстояние между нами и присаживаюсь возле неё на корточки. Кладу ладони на её оголённые колени, отчего она снова вздрагивает.
Теперь она будет бояться лбьтого прикосновения и шороха.
—Я здесь, принцесса,— говорю я, целуя её колени и кладя голову на них. Мне приходится пробыть какое-то время в таком положении, потому что только так я могу успокоить своего внутреннего зверя — быть с ней, дышать ею, касаться её, заботиться о ней.
Кто-то скажет, что я ёбнутый на всю голову псих. И он будет прав, потому что я и сам могу признать то, насколько это ненормально и одержимо с моей стороны.
—Ты вся дрожишь,— замечаю я, наконец вставая на ноги.— Давай, пойдем примем горячую ванну.
—Мне холодно,— отстранённо говорит она.
—Я знаю. Сейчас ты согреешься.
—Стас, п-пожалуйста…
—Что?
—Позвони папе. Спроси, где он.
В эту самую секунду мне становится всё понятно. Она должна была встретиться с отцом, но каким-то образом оказалось в своей старой квартире и сейчас просит позвонить ему. Ничего не выясняя, я одобрительно киваю и достаю свой мобильный. Набрав номер её отца, я слушаю несколько продолжительных гудков, прежде чем он возьмёт.
—Он не берёт?— с трепетом и волнением в голосе спрашивает Полина. Мне хочется успокоить её и заверить, что с ним всё в порядке. И как раз в момент, когда я хочу ей ответить, мужской голос говорит:
—Д-да? Стас?
—Леонид, где вы сейчас?— я отхожу на несколько шагов от Полины, когда она замирает, словно разучилась дышать.
—Я-я дома. Что случилось? Ч-что-то с Полиной?
Не скажу, что хочу уберечь его от правды. Я просто не собираюсь делиться её болью. Я хочу полностью забрать её себе, не поделившись ни с кем.
—Всё в порядке. Думаю, будет неплохо, если вы встретитесь на днях. Она скучает.
—Я т-тоже очень скучаю.
—Я передам,— говорю я, завершая вызов и возвращаясь к Полине.— С ним всё хорошо, милая, он дома. Почему ты волновалась и решила поехать в этот старый дом?
Она отводит взгляд, словно сохраняя от меня какую-то информацию.
—Хорошо, мы разберёмся в этом потом.
Заправив две пряди её растрёпанных, влажных от слёз волос за уши, я беру её на руки и несу на второй этаж, в нашу спальную ванну. Оказавшись внутри, я включаю теплую, ближе к горячей воду в джакузи. Она медленно наполняется, но я скидываю с неё пиджак и остатки её рваной одежды. Отметины на теле проявляются ещё больше, теперь они имеют не только красный, но и жёлто-фиолетовый оттенок.
Синяки.
Иногда я не знаю, как мне касаться её, потому что я могу быть жёстким во всём, включая прикосновения. А она очень хрупкая, миниатюрная, словно её можно сломать.
Блядь, я не прощу себе того, что не смог защитить её.
Усаживая её в ванной, я намыливаю мочалку и прохожусь по всем уголком её тела. Нежно, мягко, так, чтобы не причинить ей ещё больше боли или хотя бы малейшего дискомфорта.
—Клянусь, я не хотела,— снова оправдывается Полина, прижимая колени к груди.
—Я знаю, милая. Ты ни в чём не виновата. Это последний раз, когда я так халатно относился к тому, что происходит вне моей досягаемости.
—Тебе теперь от меня п-противно?— она всё так же не смотрит на меня, а гипнотизирует взглядом свои разобранные коленки. Неужели я похож на изверга, который может обвинить её в этом? Блядь, я виноват в том, что допустил такое. И она думает, что я могу злиться.
—Ты единственное, что мне нужно, Полина. Мне никогда не будет противно от тебя. Я никогда не откажусь от тебя. Я всегда, слышишь, всегда буду твоим мужчиной и никогда не отпущу тебя, моя девочка. Если ты захочешь уйти, я переверну весь мир и сделаю так, чтобы ты осталась. Ты моя, Полина.
В уголках её глаз застывают слёзы, когда я целую их, а затем её щёки и губы, её шею и стараюсь вернуть ей комфорт от моих поцелуев. Её нежно-молочное тело очищается от пота, рвоты и грязи. Сам я снимаю с себя грязную рубашку и намереваюсь пойти в душ, когда она заснёт.
Оказавшись в нашей кровати, Полина переворачивается на противоположный от меня бок. Странное ощущение, что теперь она игнорирует мои взгляды, прикосновения и внимание. Но я понимаю, что у неё шок, ей нужно время.
Я буду рядом и не буду давить, чтобы она смогла прийти в себя. Когда я оставляю лёгкий поцелуй на её плече и собираюсь подождать, пока она уснет перед тем, как пойти в душ, она подаёт голос:
—Ты действительно меня так сильно любишь?— сам вопрос не застаёт меня врасплох. Нет ничего в этой жизни, чтобы бы застало меня врасплох, но я удивляюсь тому, что она решает это спросить.
—То, что я чувствую к тебе, Полина, это больше, чем просто любовь и больше, чем одержимость и зависимость,— каждый раз думая о ней, я испытываю смешанные чувства: я говорю о том, что она успокаивает меня, но при этом я не могу спокойно дышать. Парадокс, который случился в моей жизни.
—Ничто и никто в этой жизни не заставит меня потерять тебя, моя девочка.
