Последний раз я испытывал жалость около года назад — к бездомной собаке, которая тёрлась возле заезда в мой гараж в самый разгар октябрьского ливня. Тогда я вынес ей сырого мяса и немного погладил. Влажная шерсть осталась на моих пальцах. Сейчас подобные чувства я испытываю к ней — только сильнее, острее. Но если я не взял к себе собаку, то что мне делать с несовершеннолетним ребёнком? У которого всё-таки есть семья.
Совсем не вовремя ты мне повстречалась, принцесса. Вся голова забита тобой. И это ненормальной, блядь. Как минимум — потому что я взрослый мужчина, женатый мужчина.
Наедине с собой я пытаюсь откреститься обыкновенной жалостью, которая мне вовсе не присуща. Но опять же — находясь наедине с собой очень сложно — сложно соврать. Я вспоминаю несчастный вид загнанного в угол ребёнка. Она словно прячущийся посреди леса оленёнок, на которого объявили охоту. Она смотрела на меня изумрудными глазами с медовым отблеском так, будто я ангел-хранитель.
Она явно что-то перевернула во мне тогда, потому что я застрял в подвешенном состоянии. Почему я внезапно понял, что живу пустотой? Живу бесцельно? Застрял в безразличии? Возможно потому, что заботясь о ней те несколько часов — я пережил больше эмоций, чем за последние несколько лет. Возможно мне не хватало той заботы, которую я предоставил ей.
Блядь, она не выходит из моей головы, а какие муки сейчас испытывает Полина я даже не могу спроектировать. Не могу понять, как люди могут так безответственно относиться к собственной жизни. Как эта мразь — именуемая себя матерью — могла поднять руку на эту крошку? Как эта тварь могла вообще подумать, чтобы затушить окурок о её нежную кожу?
Каждый день пропитан прострацией. Каждый день как туман, оседающий моросью где-то внутри меня. Каждый день я думаю, каково было ей? И чтобы понять хотя бы каплю, нужно ощутить на себе.
Сижу уже битый час, наполняя окурками пепельницу — она почти забита. Сигареты сами чуть ли не выпрыгивают из пачки, предвкушая поцелуй с губами, который посмертно окрасит фильтр в грязно-розовый цвет. Никотин заполняет лёгкие, пытаясь успокоить нестерпимый душевный зуд. Понимаю, что мне нужно срочно это сделать, чтобы прочувствовать. После очередной затяжки поворачиваю тлеющую сторону сигареты к запястью левой руки. Потихоньку приближаю к коже — ещё немного. Чувствую тепло. Сначала ненавязчивое. Слегка согревающее. Но вдруг осознаю, что не в полной мере воссоздаю ситуацию. Полина не вымеряла по миллиметру. Полина не была готова морально, иначе успела бы отойти. Полина не была предупреждена. И я должен считаться с этим, поэтому сигарета жёстко впивается в мою огрубелую кожу. Резкая, непродолжительная боль вызывает пульсацию и быстро стихает. Сразу проявляется покраснение с белыми вставками посередине — всё это вперемешку с пеплом, застывшем сверху. Позже образуется волдырь, а ещё спустя какое-то время ожог покроется тёмно-коричневой коркой.
Теперь я знаю ощущения обессиленной девочки, которая боялась отведать на себе ещё много сигарет. Вроде как всё по-честному, я воссоздал всё, кроме одного — Полина сделала это не сама. Она всего лишь ребёнок, который блуждал ночью во время дождя по парку. Ребёнок, для лечения ран которого не подойдёт подорржник. Ребёнок, а это своего рода диагноз, который излечит лишь время и жизненный опыт. Дети ведь как животные — сами за себя не отвечают, прокормить себя не могут, позаботиться тоже.
Телефонный звонок на мгновение отрезвляет мой мозг.
—Станислав Юрьевич,— слышу напряжённый голос своего помощника.
—Да, слушаю тебя.
—У нас тут небольшие накладки по третьему проекту.
—Это который?
—Коттеджный посёлок.
—Какие там могут быть проблемы?— раздражённо спрашиваю я, всматриваясь в след на запястии.
—Дело в том, что смета будет немного отличаться от той, что указана в документах.
Старый помощник вынужден был переехать в другой город с беременной женой. К огромному моему сожалению. С ним у меня никогда не было проблем — я малейшего понятия не имел, что там происходило в мелких и средних проектах, но всё выходило в срок, прибыль шла в гору. А этот недалёкий имеет херовую привычку отчитываться за каждый проделанный шаг и любую мелочь, входящую в его обязанности.
—И что дальше?
У меня и своих проблем полно, чтобы решать то, что на что нет времени.
—Кто у нас финансовый директор?
—Эльвира.
—Значит, ты в курсе, тогда объясни — какого чёрта ты звонишь мне в восемь часов вечера, а не Эльвире? В следующий раз попросишь меня приехать и обои там самому поклеить, чтобы в смету уложиться? Сейчас я занимаюсь только жилыми комплексами, всё остальное делаешь ты — и что самое главное — без меня.
—Простите, Станислав Юрьевич. Всё понял. Больше не повторится.
—Надеюсь.
Сбрасываю трубку и возвращаюсь кзастывшей в воздухе проблеме — чтоделать с той девочкой, чтобы люди непосчитали меня извращенцем, которыйпроникся заботой о маленькой девочке? Блядь, откуда во мне взялась эта тягак истосковавшемуся по родительскойлюбви созданию? Как вообще боротьсяс этим новождением? Только если непринять его полностью… У меня естьномер Полины и нет ни одной новостиот неё. Может, мне позвонить и узнать, всё лиу неё в порядке?
Выпитый коньяк шепчет мне, что этохорошая идея — поэтому я не теряю ни секунду. Продолжительные гудкизаставляют немного напрячься. Онане берёт трубку секунд двадцать…тридцать… сорок… Разочаровано смотрю на экран телефон. Занята чем-то? Или не слышит? Но по итогу я всё равно слышу тот запуганный голос:
—Да?— тихо отвечает Полина — елеслышно, но меня оглушает, словно пуля пятидесятого колибра проходит мимовиска.
—Привет, принцесса.
—Стас?— робко спрашивает она.
—Да. Рад, что узнала. Хотел узнать, всё ли у тебя в порядке.
Полина молчит, но отчётливо слышенчьи-то громкие голоса на заднем плане, что-то вроде пьяного смеха.
—Полина?
—Да, у меня всё в порядке.
—А что это за шум?
—Это просто… Пришли к маме друзья…
Всё понятно и без дальнейшийобъяснений.
—Полина, а где твой папа?
—Он сейчас у соседа.
Меня словно молнией ударяет. Одна водной помещении с сомнительнымимаминым друзьями, которые при желании могут выкупить её за бутылкуводки.
—Принцесса, скажи мне честно, тебестрашно там находиться?
—Да,— совсем шепётом отвечает Полина.— Очень.
Я в замешательстве.
Я взбешён.
Я мечтаю любым образом оказатьсярядом с ней, чтобы она нашла защиту вмоих плечах.
—Принцесса, мы ведь договорились, чтоты позвонишь мне, если у тебя появятсяпроблемы. Разве нет?
—Просто я не хотела беспокоить тебя…
