—У вашего малыша?..— шокировано переспрашивает Полина, глядя то на меня, то на ребёнка, который только что расплакался. Её лицо бледнеет, светящийся взгляд потухает.
—Принцесса, иди в дом, я сейчас всё решу и приду.
Но она словно не слышит меня.
—Твой ребёнок?— бормочет она, и я вижу, как она начинает трястись. Я хватаю её за плечи и притягиваю к себе.
—Иди в дом, милая. Я сейчас приду и мы поговорим.
—Да, иди в дом, зайка. У взрослых сейчас будет серьёзный разговор.
—Не испытывай моё терпение,— я смотрю Алине в глаза.
—Прости, немного забыла, что она у тебя не только для траха, как остальные,— она выдавливает из себя безумный, истерический смех, потом прочищает горло и замолкает.
Полина обнимает себя руками, пытаясь утихомирить дрожь. Я целую её в макушку и подталкиваю в сторону калитки, чтобы она поскорее ушла и не слушала херни, которая взбрела в голову моей бывшей. Мне, чёрт возьми, больно от одной мысли, что она чувствует.
—Какая ранимая у тебя девочка. Она не переживёт ни одной твоей измены, сразу же вскроет вены.
—Клянусь, если ты не заткнёшься, я придушу тебя голыми руками.
Полина заходит во двор, бросая последний взгляд на нас. Она действительно настолько ранима, что я готов пристрелить себя за то, что позволил этой ситуации случится и настолько ею изранить её.
—Я повторю: ты понимаешь, что я с тобой сделаю, если экспертиза покажет, что он не мой?— спрашиваю я, смотря на кричащего ребёнка, которого она даже не пытается успокоить. Она не хотела детей, даже если она родила, материнский инстинкт в ней не раскрылся, она стоит так отрешённо, что я в шаге от того, чтобы забрать его из её рук.
—Поверь, я осознаю риски, Стас. Я знаю, кто ты такой и что ты можешь со мной сделать. Любая экспертиза,— она старается выглядеть максимально уверена, но её глаза мельтешат. Я амечаю в её голосе нотки отчаяния, хоть она тщательно пытается это скрыть.— Хотя тут и экспертизы не нужно, посмотри.
Она поворачивает его ко мне лицом — волосы моего цвета, карие глаза, этот ребёнок словно моя маленькая копия.
—Но когда ты убедишься, что этот ребёнок твой, твой наследник, твоя кровь, я позволю тебе стать отцом с условием, что эта ранимая девочка исчезнет из твоей жизни.
Я сокращаю расстояние между нами максимально, чтобы она ощущала моё дыхание на своём лице.
—Здесь я устанавливаю правила, Алина. Не думай, что, если ты жила со мной под одной крышей, то ты не сможешь испытать на себе моего гнева. Для тебе же лучше, чтобы ребёнок оказался моим, потому что в ином случае тебе придётся несладко.
Её зрачки в момент расширяются, показывая, что она всё-таки не потеряла страх.
—И успокой, чёрт возьми, ребёнка, если ты считаешься его матерью.
Ничто в моей жизни не заставит меня отказаться от Полины, даже этот чёртов ребёнок. Если он мой, то у меня есть два варианта решения — обеспечить его до конца жизни или убить. Не верится, что эта хрень действительно всплывает в моей голове, но я никогда не пожертвую Полиной в чём бы то ни было. Я никогда не позволю ей усомниться у том, что она мой единственный приоритет всегда и во всём. Даже с моей ДНК этот ребёнок ничего не изменит в нашей жизни.
Полина моя жена. Мать моих будущих детей. Моя жизнь.
И прямо сейчас я собираюсь объяснить ей, что это ничего не значит.
37.Конец всему
Мои веки тяжелеют.
Словно в каком-то туманном состоянии, я захожу в ванную в нашей спальне и закрываю дверь на замок. Я пытаюсь вытереть слёзы на щеках тыльной стороной ладони, но они никак не прекращаю идти.
Ребёнок.
Маленький ребёнок.
Господи, если у него есть ребёнок, то для нас всё кончено. Больше не будет никаких нас, нашей семьи, потому что у него уже есть ребёнок.
Облокотившись о холодный белый мрамор, я сползаю по нему вниз и закрываю лицо руками. Мои ладони в один миг становятся влажными от слёз, но мне всё равно. Я пытаюсь сдержаться, остановить вырвавшийся наружу истерический поток, но не получается. Я могу думать только о маленьком ребёнке, которого она держала в своих руках.
Господи, почему всё так? Почему ей нужно было прийти с ним? Почему я чувствую ненавить к невинному малышу? Разве он виноват в том, что всё так?
Рядом со мной лежит сумка, внутри звонит телефон. Достав его, я вижу, что это папа — но я не могу разговаривать, просто не могу. Я отклоняюсь один раз, а потом сразу же отклоняю второй, больше он не звонит. Я почти никогда не сбрасываю папины звонки, даже выхожу с пары, чтобы сказать, что перезвоню.
Но сейчас я не могу. У меня не получается говорить. У меня даже с трудом выходит дышать.
Проходит так мало времени, совсем мало, когда я слышу голос Стаса из нашей спальни.
—Полина, открой мне,— требует он, из-за чего я начинаю плакать ещё больше. Мне больно. Боже, как мне больно от того, что он больше не мой. Он принадлежит этому ребёнку, потому что он его кровь. Он хотел ребёнка и никогда не откажется от него. И хочу ли я сама, чтобы он отказался от него? Я не знаю. Я совсем ничего не знаю.
Мои всхлипы становятся громче, но больше он ничего не говорит.
Он ушёл?
Моя истерика не успевает разрастись ещё больше, когда страшный грохот врезается в мои уши.
Он выбил дверь.
Мои глаза всё ещё закрыты, но я знаю, что он выломал дверь.
Он рядом.
Он берёт меня на руки, когда я отрицательно машу головой.
—Нет, не трогай меня,— прошу я, понимая, что без его прикосновений я умру. Но чем раньше я начну отвыкать от них, тем легче я переживу наше расставание.
Наше расставание? Я действительно думаю о нашем расставании? Истерика становится ещё сильнее, мысли путаются, лицо всё ещё прячется за трясущимися руками.
—Это последний раз, когда ты закрываешься от меня, Полина,— строго рычит Стас, вынося меня из ванной в спальню.— Ты услышала меня?
Теперь я даже не могу ничего ответить, не могу даже махнуть или покачать головой. Всё, о чём я могу думать, это ребёнок, его ребёнок. У меня только одно желание — исчезнуть, провалилься сквозь землю, стать невидимой.
—Ответь мне,— он усаживает меня на кровать, а сам садится передо мной на колени. Я не вижу этого, но слышу и понимаю, что происходит.
Его огромные огрубелые ладони гладят мои ноги — икры, колени, бёдра.
—Зачем,— безучастно говорю я, пытаясь совладать с собой и посмотреть ему в глаза. Я делаю это. Я смотрю в его темно-карие глаза, которые даже несмотря на чрезмерную жёсткость, всё равно излучают любовь и нежность по отношению ко мне.
