—Я хочу домой,— её голосок отдаёт невинностью и странной хитростью.— Пожалуйста, давай поедем домой. Я не хочу возвращаться без тебя.
Взяв её на руки, я усаживаю её на один из стульев, стоящих у стеклянного стола. А затем я поднимаю всю её одежду и одеваю её — сперва натягиваю трусики, потом топик, в самом конце юбку. Это нормально, что я снова хочу снять всю её одежду, снова оттрахать её и снова заклеймить её своими отметинами?
—Нужно будет немного потерпеть, принцесса. Дома я смою с тебя свою сперму и наполню новой.
***
Несколько часов подряд я смотрю на Полину, одетую только в шёлковые розовые трусики. Измотанная, она уснула в тот момент, когда я мыл её. Она просто закрыла глаза и отключилась, позволив мне смыть свою сперму, которую я оставил чуть ли не на каждом участке её тела.
И мне всё ещё недостаточно. Мне всё ещё мало.
Я животное, которое она заставляет пробуждаться внутри. Но я не то неразумное существо, коим был раньше. Которому было плевать, кого трахнуть. Сейчас даже сама мысль о том, чтобы прикоснуться к кому-то, чтобы изменить ей, просто выворачивает меня наизнанку.
Я убираю налипшую на её лоб прядь волос и перебираю её сквозь пальцы. Я готов целовать эти волосы — каждую волосинку, каждую ресничек, каждую родинку.
От любования моей девочки меня отвлекает вибрация мобильного, лежащего на тумбочке. Даже сонная Полина приоткрывает глаз, встревоженная этим звуком.
Я, блядь, убью, кто бы там ни был.
Я ещё в более юном возрасте понял, что нужно был всегда на связи и всё контролировать, если не хочешь потерпеть неудачу, но когда рядом Полина, мне нужно, чтобы меня никто не трогал и не мешал.
Я собираюсь скинуть вызов, пока не вижу, что звонит мне одна из сиделок Леонида. Она не стала бы тревожить меня посреди ночи просто так. Она из тех, кто опускает в голову и не поднимает до тех пор, пока я не выхожу из помещения.
Я беру трубку.
—В чём дело?— спрашиваю я.
Полина смотрит на меня сонным, непонятливым взглядом. Я касаюсь её плеча в надежде, что она снова закроет глаза и заснёт.
—Станислав Юрьевич, господи, я не знаю, что делать. Я вызвала скорую, его колотит, он весь трясётся и не открывает глаза. Мне кажется, он что-то выпил, я даже не видела. Клянусь, я ничего не делала.
—Что он выпил?
—Я не знаю. Возможно, что-то от давления, снотворное, ещё что-то. Я не знаю, клянусь, я ничего…
Блядь, только этого мне не хватало.
Если с ним что-то случится, Полина не переживёт. Я подавляю тик в челюсти и спокойно переживаю девушку:
—Я сейчас приеду. Стой на месте.
Полина подхватывается. Не уверен, что она слышала всю суть разговора, но она могла разобрать некоторые слова. Надеюсь, она ничего не разобрала. Я встаю, чтобы быстро натянуть на себя разбросанную по спальне одежду.
—Это Лена? Что случилось? Что с папой?— осипшим голосом шепчет Полина.— Стас, что с папой?
Блядь, как бы было хорошо, если бы я хотя бы вышел, чтобы она ничего, нахуй, не слышала.
—Всё в порядке, принцесса,— я успокаивающе целую её в лоб и заключаю одну её руку в свои.— Сейчас снова ложись спать.
—Нет-нет, скажи. Это она, это её голос. Она плакала, что случилось? Что произошло с папой?— её шёпот становится громче, но боязливее. Она прерывисто дышат, глотая слова и появляющиеся на глазах слёзы.— Пожалуйста, скажи мне.
—Ничего не произошло.
—Ты врёшь. Куда ты уезжаешь? Я поеду с тобой.
Не успев застегнуть рубашку, я обхватываю плечи Полины, когда она встаёт на ноги.
—Малыш, ничего не произошло. Я поеду по делам и вернусь. Ты сейчас вернёшься в кровать и продолжить спать, а когда проснёшься, я уже рядом.
Это блядская ложь, но я не могу позволить ей сейчас волноваться и переживать о том, что я не видел собственными глазами. Лучше мне держать её в неведении и самому не видеть, как будет ей больно и плохо от того, что сейчас происходит с её отцом.
Она настолько хрупкая, что любая новость может убить её, уничтожить. Я не могу позволить. Я, который ненавидел её отца за то, что он занимает отдельное место в её сердце. Я не позволю ничему разбить это хрупкое сердце. Я существую, чтобы беречь это хрупкое сердце.
—Я поеду с тобой,— трясётся Полина, прижимаясь к моей руке.— Или одна, без тебя, но поеду.
—Ты не выйдешь из этого дома.
—Стас…— плачет она, разрывая моё сердце на столько кусков, что их нельзя сосчитать. Не говоря уже о том, чтобы собрать воедино.— Это мой папа. Это единственный человек, который мне важен, кроме тебя. Пожалуйста…— умоляет она, оставляя влагу своих слёз на моей груди.— Пожалуйста, я должна знать, что с моим папой… Я не смогу просто уснуть, ты ведь понимаешь это. Я буду одна, без тебя, и это убьёт меня.
Даже в такой ситуации она знает, на что давить и как в очередной раз заставить меня поджать яйца и сделать так, как она просит.
—С ним всё будет хорошо, принцесса.
Потому что я не собираюсь лишаться тестя, не собираюсь наблюдать за страданиями своей девочки, поэтому я поставлю на уши все больницы. Ни один грёбанный врач не уснет сегодня, пока не скажет, что с ним всё будет в порядке.
41.Безумец и раб
Мы стоим в отделении реанимации и интенсивной терапии, через стекло наблюдая за тем, как медперсонал и двое врачей столпились над телом моего тестя. Пока я ехал к своему нему, я вызвал скорую, потому что не знал, насколько всё плохо и мне необходима была подстраховка в виде медицинских работников. Я не мог вести его в частную клинику сам. Я не знал причины его состояни, в любой момент что-то могло случиться, у него могло остановиться сердце. Я не дал его сиделке вызвать скорую, потому что именно мой тон заставил их приехать через три минуты после звонка.
Лабораторное исследование крови показало, что у моего тестя в организме куча снотворного и крепкого алкоголя в перемешку с препаратами от артериального давления.
Дрожащими руками Полина обнимает свои плечи, в то время как я прижимаю её к себе и почти не даю ей дышать своим гигантским телом. Мне хочется забрать все её слёзы и впитать всю боль, которой она сейчас упивапется. Одной рукой я обнимаю её за талию и прижимаю к себе, другой рукой беспрерывно глажу каштановые волосы. Она перебирает самые худшие варианты у себя в голове, пока я шепчу слова утешения.
—Стас, вдруг папа не проснётся, вдруг он умрёт,— рыдает она, разрывая меня на куски своими рыданием.
—Ты думаешь, я позволю ему умереть?
—Боже, если папа…
—Полина,— твёрдость моего голоса заставляет её замолчать, но не вздрогнуть, она лишь с ещё бо́льшей силой прижимается ко мне.— Я отправлю тебя домой, если ты не прекратишь думать об этом. Ты собираешься домой?
