Мы сорвались ближе к ночи и она пробыла здесь несколько часов, не переставая наблюдать за отцом через стекло и плакать. Если бы я мог, я разорвался, чтобы не оставлять её в доме один на один с этими ужасными мыслями. Но я должен быть здесь, а она должна отдохнуть и хоть немного поспать.
—Постарайся это сделать и подумать о чём-то другом. Например, о нашем сегодняшнем разговоре,— я стараюсь перевести её внимание, чтобы она смогла успокоиться. И не только для этого. Этим днём, как и любым другим, я мог исполнить любое её желание, включая усыновление ребёнка.
Но сейчас я просто уверен в том, что я сделаю беспрекословно то, что она скажет. Не буду думать обо всех минусах, импульсивности её решения, своих собственных предубеждениях.
Если она хочет — я сделаю. Она загадывает — я исполняю.
—Ты имеешь в виду?.. Ты хочешь сказать?..
—Я хочу сказать, что мы сделаем всё, что ты пожелаешь. Одно твоё слово — и этот мальчик у нас. Подумай об этом, прежде чем закроешь глазки в нашей постели и провалишься в сон.
Не произнося больше ни слова, я достаю мобильный из кармана и набираю номер её охранника.
***
Вторые сутки я не отхожу от палаты своего тестя и решаю все рабочие дела в телефонном режиме. Медперсонал и врачи всеми способами стараются избегать меня, хотя они не могут избегать моего всё ещё лежащего без сознания тестя. Его пульс и состояние нормализовали и перевели в обычную палату, но он всё ещё не пришёл в себя.
Полина сидит на стуле возле кровати папы. Я стою над её миниатюрной фигуркой, разминаю её плечи и целую в макушку, собираясь потихоньку отправлять её домой. Я уже прокручиваю в голове миллион причин, по которым ей нужно уехать и отдохнуть, но грубый и сиплый кашель останавливает меня. Этот кашель застаёт Полину врасплох и заставляет её приподняться. Она смотрит на отца, глаза которого медленно открываются. Он слегка дезориентирован, его правая рука сжимается в кулаке.
Блядь, наконец-то. Наконец-то он очнулся. Наконец-то моя девочка выдохнет и сможет спокойно спать по ночам.
Не думая ни о чём больше, она прижимается к нему и обнимается.
—Папочка, господи,— плачет она.— Господи, ты проснулся.
А
бсолютно слабый, он приподнимает свою правую руку и гладит её по спине. Ничего не говорит, просто гладит её, пока она плачет, устроившись у него на груди.
—Папочка…
—П-прости меня, милая.
—Не говори ничего. Тебе тяжело.
—М-мне тяжело, потому что я-я очень виноват п-перед тобой.
—В чём ты виноват, боже?— Полина отстраняется, я приобнимаю её за плечо и жду, что он скажет дальше. Возможно, я пойму, какого хуя он решил отправить себя на тот свет.
—Я б-был ужасным отцом. Я в-виноват во всём. Стас позаботился о т-тебе, а я не смог. Я н-не заслуживаю твоего общения. И к-когда ты потихоньку н-начала отдаляться о-от меня, я п-понял, что потерял тебя.
—Что ты говоришь такое? Стас, что он говорит?— она обращается ко мне, прикрывая лицо ладонями.
—М-милая…
—Да, что ты, чёрт возьми, говоришь, Леонид? Что ты, чёрт возьми, устроил?
Я чувствую скопившуюся внутри злость. Будь он в лучшем состоянии, я бы избил его. Избил за то, какой несчастной он сделал Полину. Она буквально трясётся в моих руках от обиды и боли, от услышанного, от того, что её папа вдруг решил отравить себя.
—Я не с-смог защитить дочь от с-собственой жены…
—И ты решил, что лучший выход — заставить её страдать своей смертью? Какого хрена ты делаешь, тесть? Ты вообще в своём уме? Я ждал, когда ты проснешься, чтобы задушить тебя собственными руками.
—М-может, это и выход.
—Я устрою такой выход, что ты потеряешь дар речи. Никогда больше так не делай, чёрт возьми. Или мне действительно придётся проверить тебя на вменяемость.
Полина наблюдает за мной со всей внимательностью и осторожностью, будто боится, что я отправлю его в псих диспансер прямо сейчас.
Если придётся, я это сделаю, потому что больше не допущу подобного. Я не позволю ничему плохому случится с её отцом.
—Папочка, пожалуйста, я очень тебя прошу, не говори больше так. Не говори больше так никогда. Ты — моя единственная семья, кроме мужа,— она садится на корточки, поглаживая его руку, целуя её и вытирая слёзы с его лица.— Я никогда на тебя не злилась, никогда не думала от тебя отворачиваться, папочка, никогда. Я люблю тебя, слышишь?
—А я убью тебя сам, если ты ещё раз подумаешь о чем-то подобном,— встреваю я.
—Стас…
—Он п-прав, милая. Я поступил, к-как полный идиот. С-совсем не подумал о твоих ч-чувствах, просто р-решил, что так будет лучше для всех, я н-не буду для вас обузой.
Он не хотел быть обузой, не мог простить себя, поэтому решил убить себя. Блядь, я действительно убью его за такую логику, чтобы оставить ему меньше работы.
—Ты не обуза, папа.
—Ты идиот, чёрт возьми.
—Стас…
—И в этом ты п-прав, зять.
—Пожалуйста, перестаньте,— умоляет Полина, смотря то на меня, то на отца. Конечно, это всё, что я говорю своему тестю, потому что в её присутствии я не могу прямым текстом угрожать ему. А я буду это делать, чтобы он точно понял, насколько я серьёзен. В следующий раз, когда мы останемся вдвоём, я проведу с ним очень, блядь, долгую беседу.
- П-прости меня, доченька. Прости, ч-что доставил вам столько х-хлопот. Прости, что з-заставил переживать.
—Больше никогда так не делай, папа. Ты не обуза ни для меня, ни для Стаса,— потихоньку её голос приходит в норму, она больше не плачет, лишь изредка шмыгает носом.
Я не верю своим ушам, когда слышу следующие слова — она произносит их радостным тоном, пытаясь развеселить отца.
—Стас не отходил от тебя с момента, как тебя привезли сюда.
—Я уже сказал, лишь для того, чтобы задушить собственными руками.
Полина оборачивается, недовольно закатывая глаза.
Она продолжает что-то рассказывать отцу, пытаясь поднять ему настроение.
Прямо сейчас моя девочка выглядит счастливой, настолько счастливой, что мне хочется продлить её счастье любыми способами. Мне хочется видеть её счастливый каждый день. И если бы её счастье зависело от количества ножевых порезов в моём теле, я бы истёк ради неё кровью.
Я готов умереть за неё. Я готов убить за неё.
Я готов взять чужого ребёнка для неё.
Это не предел. Ничто в отношении моей жены не предел. Я стану безумцем из-за неё или для неё. Я уже безумец, и любое безумие, которое она захочет, я выполню.
Потому что я её чёртов раб. Безумец и раб, в которого она меня превратила, даже не осознавая этого.
