– Ольга! – вдруг раздался голос Елены Анатольевны.
Я повернулась к хозяевам дачи и увидела рядом с ними полненькую женщину в черном платье по колено.
– Здравствуй, Ольга, – кивнул женщине Захар Викторович. – Как тут все?
– Все хорошо. Садовник еженедельно приезжает, я все поливаю и слежу за тем, чтобы уборщицы не пропустили ни миллиметра в доме при уборке.
Я повернулась к Нику, стоящему позади меня, вытаращив глаза.
– Это ведь не сон? – спросила я его.
Он покачал головой:
– Не сон, Ада. Ты серьёзно удивляешься богатству людей? Ты творишь волшебство, которое для тебя обыденно, а какой-то большой дом приводит тебя в шок.
– Это не просто большой дом! – возразила я. – Ты оглянись! Ты хоть представляешь, сколько денег на все это уходит?
Ник пожал плечами:
– Мне все равно.
– Тебя не восхищает красота этого участка?
Ник огляделся и вновь уставился на меня:
– Красиво тут, конечно, но в этом нет ничего удивительного. Ведь тут ежедневно трудятся.
– Ты как сухарь! – нахмурилась я и отвернулась. – Хоть бы для приличия восхитился.
– Нечему восхищаться. Разве что совместному труду людей – архитекторов, строителей, садовников, ландшафтных дизайнеров, уборщиц. Да... Они определенно молодцы. Особенно архитектор и ландшафтный дизайнер. Всегда поражался, как они могут создавать такие прекрасные творения. Это тоже для меня как магия. Придумать дизайн дома, да еще и при этом проследить, чтобы он не развалился, просчитать все.
Я задумалась. В чем-то Ник прав. Работа хороших архитекторов и ландшафтных дизайнеров действительно восхищает. Но почему он не смотрит на их творения, а смотрит только на труд? Вот была бы тут Муся, она бы со мной согласилась! И я слушала бы сейчас ее восторженные вопли.
Я автоматически пощупала карманы, которых не было на юбке. Пыталась найти телефон. Осознала, что он в Ниве, и повернулась к Нику. Он вопросительно посмотрел на меня.
– Сфоткай меня, а?
– Что? – удивился Ник.
Я ткнула в дом:
– Тут красиво! Надо запечатлеть момент. И скинуть Мусе. От тебя не дождешься эмоций! Ну! Давай!
Напарник полез в карман за телефоном, а я позвала хозяев дома и спросила у них разрешение на съёмку.
Елена Анатольевна улыбнулась:
– Конечно, фоткайтесь, Ада! Все наши гости всегда устраивают небольшую фотосессию. Аннушка тоже любила фотографироваться. Каждый день выставляла фото в социальные сети и собирала кучу отметок «понравилось».
– Правда? – заинтересовалась я. – А вы не удаляли ее аккаунт?
– Нет.
– То есть можно зайти и посмотреть ее фотографии?
– Да. А зачем вам?
Я пожала плечами:
– Кто знает, может меня посетит видение?
Пока Елена Анатольевна и Захар Викторович беседовали с Ольгой (кто она? Какая-нибудь экономка?), мы с Ником устроили небольшую фотосессию. Я сфоткалась у дома, в беседке, у фонтана, у фигурных топиаров, у клумб, у бассейна, который обнаружился за домом.
– Может, хватит? – недовольно поинтересовался Ник. – Нам еще работать.
– Вот именно! – кивнула я. – Нам еще работать. Поэтому дай насладиться прекрасными видами и не менее прекрасными фотографиями.
– Я не думал, что ты любишь фотографироваться.
– А я и не люблю. Но не запечатлеть такое чудо – кощунство! Тем более, Муся тоже должна это увидеть. Ей понравится. Она скажет, что мечтает жить в таком доме.
– Правда? А ты не мечтаешь?
– Не, – я скривилась. – Мне больше нравятся маленькие деревянные домики, которые находятся желательно в деревне. Поближе к лесу. Прямо какой был у моей бабы Яны!
– А куда этот дом делся сейчас?
– Бабушка продала, когда баба Яна умерла.
– Почему?
– Потому что там не было ни канализации, ни водопровода, ни газа. Так что, чтобы там нормально жить, нужны были большие деньги. А у нас их нет, поэтому и бабушка решила его продать.
Я грустно вздохнула и продолжила:
– Теперь он разваливается и весь порос крапивой и коноплёй.
– А как же хозяева?
– А хозяева живут где-то в городе! Материнский капитал с помощью милого домика бабы Яны обналичили. Бабушка теперь ругается на себя, за то, что домик продала. Говорит, думала, что за ним будут ухаживать. А они вон как поступили... Как же все это ужасно!
Ник молчал. Я отобрала у него телефон, полистала получившиеся фотографии, удалила парочку, где у меня совсем уж жуткое лицо, и отправила их скопом себе в скрайбер.
– Пошли, Ник, работать что ли...
Вспомнив домик бабы Яны, мне стало совсем грустно. Мы приезжали в ту деревню с мамой, бабушкой и дедушкой в прошлом году. И я со слезами на глазах глядела на былую очаровательную избушку. Она осела, потемнела, а крыша начала обваливаться. Мы с мамой пробрались к ней сквозь заросли крапивы, при этом получили кучу чешущихся волдырей. Дверь оказалась забита. И я с легкостью вырвала гвоздь из недр рассохшегося дерева. Мы попали внутри, и я едва не расплакалась еще раз. Запах дома бабы Яны... Он остался таким же. Ее мебель, покрытая пылью, стояла, как и раньше, на тех же местах. А в тумбе лежали веретена, которые я тут же забрала себе, несмотря на ругань мамы. И даже очки черепаховой расцветки лежали на столике, будто баба Яна ушла куда-то давным-давно, а не умерла. И ее посуда с розовыми цветочками оказалась в старинном гарнитуре.
– А нельзя ли выкупить этот дом? – спросила я тогда у бабули.
И она ответила, что нет, потому что не знает, кто новые хозяева. Дом после нашей продажи продавали еще раза три. Как я огорчилась тогда, не описать словами! Но реветь на глазах у людей мне не очень нравилось, поэтому я ревела ночью, когда все уснули – и Гоша, и мама.
– Ада, не грусти, – услышала я голос Ника и вернулась в реальность. Мы стояли на каменной дорожке у огромного особняка. Нас окружали красиво вырезанные топиары и яркие цветы. Я подняла глаза на Ника, который смотрел на меня с сочувствием.
– Ты же сейчас многое можешь. Ты ведь полицейский!
– И что? – не поняла я.
– Ты можешь найти нынешних хозяев домика твоей бабы Яны. И купить его!
– Ага, так они его и продали!
– А ведьминская сила тебе на что?
– Хочешь, чтобы я сделала на них порчу?
– Я бы не отказался сделать на них порчу, если б умел, – хмыкнул Ник. – Но нет. Ты можешь сделать какой-нибудь ритуал на удачную сделку. И все получится!
А ведь он прав!
