Кольцов облизал губы, поёрзал, наткнулся ещё раз на ледяной взгляд и переменился в лице.
–Я могу… передать важные материалы… лично от Баринова.
Поддубный кивнул.
–Хорошо, работаем. Связаться с бортом «Сороса» можно и отсюда. Глотните воды и успокойте дыхание.– По знаку Егора Ивановича пленнику подали пластик воды.– Надеюсь, предупреждать вас о последствиях лишних движений не нужно?
–Не нужно.
–Прекрасно. Не говорите долго, только самое необходимое, чётко, по делу, что вы через пять минут стартуете к «Соросу» на спецкатере ООН.
–Понял.
Поддубный кивнул Твердохлёбову, и майор включил каютный интерком, вызывая капитана:
–Джордан Трофимович, связь с «Соросом».
–Вызываю,– ответил капитан Суровик ровным голосом.
Стенной виом каюты протаял в глубину, по нему поплыли геометрические фигурки ожидания. Через несколько секунд вместо них компьютер нарисовал торс и голову человека, сидевшего перед камерой в бело-оранжевом «кокосе» со знаками различия американского Космического агентства. Это был капитан крейсера «Сорос» Джеймс Пинкфлойд, о чём любезно подсказала вспыхнувшая ниже вязь букв.
–Я генерал Кольцов, заместитель комиссара Погранслужбы России,– проговорил Кольцов внушительно.– Будьте добры, Джеймс, соедините меня с господином Моргмайером.
Выгоревшие брови Пинкфлойда приподнялись, и Кольцов добавил, упреждая вопрос:
–Важное персональное послание, код «ВВУ».
На лице капитана крейсера отразилось сомнение, но возражать он не стал.
Спустя минуту вместо головы капитана появилась голова Моргмайера, лицо которого было изрезано морщинами и украшено губами-лезвиями.
–Родион… э-э? В чём дело?– говорил Моргмайер по-немецки.
–Нужно встретиться,– сказал Кольцов с нажимом.
–Позже.
–Нет, перед атакой! Срочно!
Моргмайер нахмурился.
–Вы с ума сошли!
–У меня пакет «особого режима» от Баринова. Велено передать вам лично!
Председатель Совбеза ООН пожевал губами, изучая лицо генерала, помедлил.
–Что там?
–Не знаю, босс. Могу лишь предположить, что мой шеф лично беседовал с… координатором.
–Пинкисевичем?– презрительно осведомился Моргмайер.
–С господином У.
Губы Моргмайера сошлись в линию.
–Shit! Почему я об этом не знаю?!
–Баринов велел отдать материалы перед атакой.
–Shit!– повторил глава Совбеза ООН.– Мы должны уже подходить к лимбам!
–Задержите спуск, я буду у вас через десять минут.
Моргмайер оскалился, сделал глоток из появившегося у губ стакана, сказал, как выстрелил:
–Жду!
Связь прервалась.
Кольцов посмотрел на Поддубного, жалко улыбнулся. Лоб его заблестел от пота.
–Я сделал…
–Трибунал это учтёт,– пообещал Поддубный, поворачиваясь к выходу из каюты.– Игорь, сажайте его в катер. Полетим втроём.
–Есть!– козырнул Твердохлёбов.
Локация 24
Десять в сотой степени
Таким тёмным Терентий не видел космос никогда.
Они с Флорой наблюдали за горизонтом, очерченным ободком площадки под прозрачным куполом, больше часа, но так ни разу и не увидели ни одной искры света. Район Вселенной, в котором обитал Улей, представлял собой необозримое чёрное пространство, свободное не только от планет, звёзд и галактик, но и от атомов и элементарных частиц.
–Сколько было сломано копий при обсуждении сценариев конца света нашими философами,– задумчиво проговорила Флора после того, как они поужинали,– каким он будет. Тут тебе и Большой Хлопок, и Большой Холод, и Большой Разрыв, Большое Дробление, даже Смертельные Пузыри. А реализовался самый простой – вечное расширение.
–В принципе, это Большое Замерзание,– заметил Терентий.– Расширение растянуло все материальные объекты, температура упала почти до абсолютного нуля, и теперь здесь царит Большой Холод. Вот для чего Улью понадобилась энергия: он так и не смог качать её из вакуума, предпочёл из нашего солнышка.
–Температура не может упасть до абсолютного нуля. По расчётам учёных, она упадёт до какого-то порога – температуры Гиббонса-Хокинга, где-то десять в минус двадцать девятой степени градусов Кельвина.
–Я знаю, просто сказал для округления.
–А уверял – ты обычный биохимик.
–Так оно и есть, но перед походом в меня впихнули столько сведений о космосе, что я могу лекции читать.
–Не надо.
–Не буду. Ты отдохнула?
–Более-менее.
–Странно, что Улей до сих пор нас не трогает. Почему?
–В условиях угрозы постепенного остывания Вселенной Разумы наверняка начали думать медленнее и даже бездействовать какие-то периоды времени. Этот процесс замедления мышления может продолжаться триллионы и триллионы лет, и в результате оставшийся в живых Разум, тот же Улей, будет мыслить так медленно, что начнутся квантовые процессы в вакууме. Кстати, мы их и видим, глядя на комплекс Улья. На самом деле ведь это не материальные структуры, а квантовые облака. Но обмениваться мыслями Разумы будут всё медленнее и медленнее. Вот Улей и думает пока, что с нами делать.
–Не уверен, что это верно. Такой Разум мог давно овладеть всеми измерениями пространства-времени и научиться общаться быстрее скорости света. Другое дело, что он очень большой объект, наверно, больше Солнца, а может быть, и галактики.
–Могу поверить.
–Давай посмотрим со стороны? А то мы всё время болтаемся внутри Улья.
–Не хочу, это ничего не даст. К тому же мы можем потеряться в космосе, тем более если движение Улья связано с другими измерениями, и назад уже никогда не вернёмся.
–Ладно, как скажешь. Но контакт с ним всё равно необходим. Только он сможет вернуть нас в Солнечную систему.
–Если он нас не закатает в асфальт.
–Куда, в асфальт?– удивился Терентий.
Флора засмеялась.
–Нашла старый термин. Итак, вперёд?
–Готов. Хотелось бы понять, почему нас выбросило именно сюда, под колпак, а не к потребителям энергии? Оптимал, что показывают твои датчики?
–Вообще-то, пока мы неслись в хвосте энергопакета, он пробил девяносто девять мембран,– ответил кванк.
–Чего?
–Мне показалось, что это мембраны, каждая из которых забирала часть энергии. Сюда мы влетели уже на соплях.
Терентий издал смешок.
–Образно говоришь!
