–Паиньки не могут есть взглядом?
–Упаси боже,– усмехается Бетани,– это же грех, Мэтт!
Я почему-то тоже улыбаюсь и шепчу:
–Это точно. Слушай, что насчет преступления? Есть фотографии, зацепки?
–Давай поговорим после собрания. Такое лучше наедине обсуждать, не здесь.
–Да, конечно.
Девушка кивает, а я слышу, как кто-то стучит пальцами по микрофону, проверяя звук. Это заместитель директора – худощавая дура, которая постоянно сидела в приемной и разговаривала с кем-то из родных по телефону.
–Здравствуйте!– смущенно говорит она, сжимая перед собой руки.– Я очень рада, что у нас есть возможность собраться вместе и почтить память замечательного человека.
Я закатываю глаза и едва сдерживаюсь, чтобы не вскочить. Она сказала всего фразу, а я уже сгораю от желания убраться отсюда как можно дальше.
Я никогда не понимал весь этот бред о том, что нужно взяться за руки и поделиться эмоциями на публике. Для меня эмоции – это то, что внутри, то, чего не видно. Когда тебе больно, когда тебе действительно жаль, ты обычно не находишь слов, чтобы объяснить то, что творится в груди. А когда хочется просто поговорить – произносятся речи или же проповеди, как в церкви. Желание людей собраться вместе, чтобы прочитать молитву, для меня высшая категория глупости. Ну, потому что, во-первых, еще ни разу в моей жизни бог не ответил на чьи-либо молитвы, не появился в церкви и не погладил отца Джил по голове за то, как тот красиво читает тексты про грех и покаяние. А во-вторых, проявление эмоций обычно равно проявлению слабости. Мы проигрываем разуму, и мы должны выставлять на публику свои промахи? Просчеты? Зачем?
Однако я хожу в церковь ради отца. Он заинтересовался религией и прочим после смерти мамы. В церкви он встретил Долорес. Она научила его паре молитв, что, видимо, поразило его до глубины души и вынудило второй раз жениться.
Если в церковь я хожу из-за папы, то что я забыл здесь – хороший вопрос.
Прикрываю глаза и слышу, как Хэйдан вздыхает, скорее всего, он тоже мечтает очутиться где угодно, только не в актовом зале. Я собираюсь вытащить свои конспекты по испанскому, чтобы сделать несколько упражнений, как вдруг слышу знакомый голос:
–Я хотела бы сказать несколько слов.
Бетани мертвой хваткой стискивает мою руку. По залу пролетает волна шепота и вздохов. Я поднимаю голову и застываю. Не может быть!
Я теряюсь. Не знаю, что сказать или сделать. Широко распахнутыми глазами я гляжу на первый ряд и понимаю, что в неудобном потертом кресле сидит Ариадна Монфор. Без сомнений, это именно она. Ее огненно-рыжие волосы падают на спину бронзовыми кольцами, худощавые плечи, словно пики, торчат через ткань платья. Я вижу, как Ариадна поднимается со стула, улыбается и идет на сцену, стуча высокими каблуками о деревянные половицы.
Лицо обдает жаром. Ари останавливается перед трибуной и сочувствующе сводит брови, будто бы ей невероятно жаль погибшего. В зале повисает ледяное безмолвие.
–Совсем недавно я была новенькой в этом городке,– начинает она, а у меня от звука ее голоса внутри что-то переворачивается. Я выпускаю из пальцев рюкзак и, стиснув подлокотники, подаюсь вперед, сам того не осознавая.– Директор Барнетт был ко мне добр, принял меня так, словно давно знал. Знал меня и мою семью.
Ари… Я так долго ждал этого момента. Неужели она вернулась? Сглатываю, ощущая желчь, моргаю, но Ариадна не исчезает, нет. Стоит так близко и далеко одновременно.
Она смотрит на меня. Слова проходят мимо. Я не улавливаю ни единого из них, я могу лишь смотреть в ее ярко-зеленые глаза и сжимать подлокотники.
–Мне невыносима мысль, что этот мужчина больше не проснется утром,– Ариадна с грустью поджимает губы,– надеюсь, убийца поплатится за то, что сделал.
–Бог мой,– срывается с губ Пэмроу. Девушка откидывается на спинку кресла, почти сливается с ним, в ее глазах мелькает ужас.– Она здесь, прямо здесь, ты слышишь ее?
Я не знаю, что ответить. Не знаю, здесь ли она, ничего не знаю, я собираюсь встать и подойти ближе, чтобы присмотреться, но меня останавливает Хэйдан. Он кладет ладонь на мое плечо и качает головой. Удивительно, что в такой момент именно мой брат не поддается эмоциям, а держит все под контролем.
В конце речи Ариадна делает драматическую паузу, во время которой уголки ее губ едва заметно дергаются от ухмылки. Однако она быстро превращает усмешку в горькую улыбку, и уже в следующую секунду в глазах светится искренняя печаль, которая только мне и Хэрри кажется ядовитой фальшью.
Она спускается со сцены под звенящую тишину, медленным шагом идет к выходу. Скоро ее силуэт исчезает за порогом, в отличие от оцепенения, которое охватило меня. Приходится изо всех сил стиснуть зубы, чтобы резкая боль привела меня в чувство.
Я поднимаю с пола рюкзак и решительно направляюсь к выходу.
–Ты куда?– шепчет Бетани, сомкнув брови.– Не ходи, Мэтт, не надо!
–Я должен.
–Ты не знаешь, что она сделает.
–Поэтому я пойду один.
–Очень умно, безумно,– злится девушка, повысив голос, однако внимания мы к себе не привлекаем. Все перешептываются и обсуждают произошедшее. Никто не ожидал увидеть девочку из семьи Монфор, которая считается виновницей недавнего пожара.
–Хэрри,– перевожу взгляд на брата,– будь здесь, я хочу поговорить с ней наедине.
–А она этого хочет?– вдруг спрашивает меня брат, и я закатываю глаза в особой, раздраженной манере. Как будто раньше она любила, когда ей пытались помочь.
–Я быстро.
–Мэтт,– Хэйдан неуверенно оглядывается,– а может, не стоит? Я не хочу, чтобы ты шел, не хочу, чтобы ты шел один.
–Все будет в порядке. Эй,– я хлопаю брата по плечу,– это же Ари.
–Пожалуйста!
–Не паникуй. Я справлюсь.
Хэрри собирается сказать мне что-то еще, но я направляюсь к выходу. Поверить не могу – я иду на встречу с Ари, она здесь, в Астерии. Сейчас я увижу ее, мы поговорим, и она вернется домой, потому что в глубине души она все та же храбрая девушка, которая отдала жизнь за друга.
Я выскакиваю из зала, оглядываюсь и замираю, увидев пустой коридор.
–Здравствуй, Мэттью,– шепчет Ари, и мурашки катятся по моей спине снежным комом. Я оборачиваюсь, а она улыбается.
Нет, держать себя в руках не удается. Как только я вижу Ари перед собой, живую, не тонущую в крови, не окруженную иллюзорной дымкой, внутренности каменеют.
–Ари,– говорю я, а голос не мой, чужой и хриплый. Она растягивает губы в лукавой улыбке, а я стою как вкопанный.
–Ты выглядишь растерянным. Не ожидал меня увидеть?
–Я знал, что ты вернешься.
–Ну конечно,– говорит Ариадна, обходит меня со спины и поглаживает кончиками пальцев мои плечи,– праведный Мэтт, ты всегда все знаешь. Так ведь?
