–Очень смешно.
–Но я не шучу.– Джейсон все-таки усмехается и устало качает головой.– Все, у меня больше нет желания распинаться и объяснять тебе, что ты хороший. Я закончу этот психоанализ, а ты просто выспишься и возьмешься за ум.
–Высплюсь,– ворчу я,– было бы неплохо.
–Иди домой. Завтра увидимся.
–Как скажешь.– Я делаю несколько шагов, как вдруг понимаю, что на улице у дома нет пикапа Хэйдана. Оборачиваюсь и свожу брови.– А где машина?
–Ты собирался вести ее без сознания?
–Нет, но…
–Завтра пригоню.
–Только пригони, иначе у меня будут проблемы. А у меня и так много проблем.
–Договорились. Может, тебя подвезти?
–Нет. Я дойду. До завтра.
Джейсон отпивает пива, а я слабой походкой двигаюсь к своему дому.
Понятия не имею, сколько плутаю по улицам. Я помню, как ушел из дома, как меня обидел отец. С одной стороны, он привел домой мозгоправа. А с другой… он имеет, черт подери, на это право. Его сын постоянно где-то пропадает, оправдываясь, как семилетка, у его сына постоянно побои на теле, какие-то проблемы. Он волнуется и не доверяет. И да, мне хочется, чтобы отец верил в меня, ведь я никогда не был куском дерьма. Но мой папа – обычный человек. Он даже предположить не может, что творится в моей жизни. Не могу винить его за то, что он борется с неприятностями по-своему. Я должен понять его.
Прихожу домой около трех ночи, собираюсь подняться сразу на второй этаж, но слышу шум телевизора в гостиной. Я тихо прохожу по коридору и застываю на пороге гостиной, увидев отца в кресле.
–Пап?– нерешительно зову я, и он тут же оборачивается.
Отец точно не ожидал меня увидеть. Лицо у него вытягивается. Он хватается за пульт, чтобы сделать звук тише.
–Почему ты еще не спишь?
–Может, я буду задавать вопросы?
Что ж, я заслужил такой ответ.
–Ты все-таки вернулся.
–Да.
–А я думал, что мы опять не увидимся неделю или около того.
–Пап…– Я втягиваю в легкие холодный воздух и поднимаю голову.– Прости.
Мой отец прекрасно знает меня вдоль и поперек. Услышать от меня извинения – это чудо, сопровождаемое потеплением или похолоданием. Он округляет глаза.
–Что ты сказал?
–Я прошу простить меня.– Я сажусь в кресло напротив отца.– Мне не понравилось, что ты пригласил мозгоправа, поэтому я вспылил. Я просто схожу сейчас с ума.
–Почему?– осторожно интересуется он.
–Потому что… это трудно объяснить. Это касается Ариадны.
–Боюсь, имя этой девушки скоро станет запретным в нашем доме,– сетует отец.– Я не понимаю, что с ней? Может, привлечем власти? Адвокатов? Ты вечно приходишь весь побитый, измотанный. Чем ты вообще занимаешься?
–Я помогаю ей.
–Каким образом?
–Ты можешь просто мне поверить?
–Поверить?– Отец усмехается и передергивает плечами.– Нет уж, Мэтт, это тебе не детская сказка, в которой все друг другу верят просто потому, что не умеют иначе.
–Правда?
–Мэттью…
–Ладно. Прости, я пошутил.
–Ну и где ты был сегодня? Чья на тебе одежда?
Черт, лучше бы я ночевал на улице. Не хочу ссориться с отцом, но в то же время я не могу ответить ни на один его вопрос. Он будет злиться.
–Я был у Монфор. На улице холодно, и мне дали толстовку.
–А откуда синяки?
–Нарвался на парней. Слушай, я со всем разобрался. Правда.
–Господи, Мэтт, объясни, почему Хэйдан, как нормальный ребенок, поехал вместе со своей командой по химии на олимпиаду, а ты опять влез в неприятности?
Отличное оправдание, Хэрри! Хорошо, хоть про Польшу ничего не наплел.
–Потому что мы с Хэрри разные люди, пап. И я больше люблю биологию.
–Вот, значит, как.
–Послушай,– я придвигаюсь ближе к отцу,– я идиот, и мне очень жаль. Прости, что испортил вам день. Дни. Я исправлюсь.
–На днях ты был совсем разбит, Мэтт,– нехотя шепчет отец и отворачивается. Он со всей силы сжимает подлокотник дивана.– Ты напугал меня.
–Я сорвался.
–У тебя уже было такое, когда…
–Я знаю,– тверже повторяю я,– обещаю, что постараюсь измениться.
–Перестанешь пропадать?
–И не буду нарываться на неприятности.– Отличное обещание, которое я вряд ли смогу выполнить. Так держать, Мэтт!– Я даже схожу с вами завтра в церковь.
Вот это уже лучше. Отец удивленно вскидывает брови.
–Серьезно?
–Да.Послушаю проповедь, встану на путь истинный.
–Шутишь.
–Немного.– Я усмехаюсь, но затем быстро беру себя в руки. Норин и Джейсон были близки, а потом наша жизнь отняла у них это, отняла у них связь. Я не хочу потерять отца. Так трудно ощущать себя одиноким! Я и не догадывался, что так сильно нуждаюсь в своем папе.– Я больше не хочу подводить тебя, пап.
–Ты не меня подводишь, Мэтт. Ты подводишь себя.
–Я исправлюсь.
–Посмотрим.– Отец медленно поднимается с дивана, выключает телевизор и горько усмехается:– Что ж, ты дома. Я могу спокойно идти отдыхать.
–Ты волновался?– удивляюсь я, и папа кивает.
–Конечно, Мэтт. Я всегда волнуюсь, когда тебя нет рядом.
Он уходит, я слежу за ним. Он волнуется, значит, ему не все равно. Значит, он все еще мой отец. Я рад, что мы поговорили.
Приходить в церковь с разбитым лицом – плохая идея. Все пялятся на меня, словно я нацепил на голову мусорный пакет. Но мне наплевать. Главное, отец немного успокоился. Он до последнего не верил, что я пойду с ними на службу. Да я и сам не верил. Но утром невозмутимо надел джинсы, свитер, замотал шею шарфом, ведь на ней красовались синие, даже пурпурные следы от пальцев Ариадны, и спустился вниз. Долорес удивилась, но, как умная женщина, которая иногда в ней просыпается, промолчала.
В церкви воняет травами. Ладан, что ли? На самом деле этот запах ассоциируется у меня с опасностью. В последний раз я дышал им, когда выносил из подвала сумасшедших фанатиков Ари с кровоточащими ранами по всему телу.
Едва мы садимся на скамью, я замечаю Джиллианну. Она подзывает меня рукой, вид у нее недовольный и какой-то растерянный. Я не хочу подходить к ней. Но что-то мне подсказывает: если я не встану, она сама пришвартуется рядом, и тогда придется выслушивать претензии в компании с отцом и Долорес. Этого я допустить не могу.
