Сегодня игры его не интересовали. Он наблюдал, как соседи разъезжаются по делам. Ещё раньше он для себя отметил, что дома пустели к девяти утра: детей отвозили в школу, а взрослые уезжали на работу. Три или четыре женщины, похоже, не работали, но тоже уезжали, возвращаясь к вечеру с покупками. Сегодня ему нужно было выяснить, не заболел ли кто и не остался ли дома.
Первым отбыло «золотое семейство»: две светловолосые головы в одной машине и ещё две такие же в другой. Следом отправились «спортсмены», мальчишки несли футбольные шлемы и щитки, за ними в туфлях на высоких каблуках шла мать. Потом с каждой подъездной дорожки на сверкающие новые улицы устремился целый шквал машин.
Люк тщательно сосчитал людей, делая отметки на стене, потом дважды пересчитал эти отметины. Да… Уехало двадцать восемь человек. Теперь бояться нечего.
Он спустился со стремянки, от планов голова шла кругом. Сначала он уберёт кухню, потом замесит тесто для хлеба к ужину. Печь хлеб ему ещё не приходилось, но он миллион раз видел, как это делала мать. Ещё, может быть, опустит жалюзи во всём доме и наведёт порядок. Пылесосить нельзя – слишком шумно. Но он вытрет пыль, всё отчистит и наведёт лоск. Мама обрадуется. Потом, после полудня, перед приходом из школы Мэтью иМарка или соседских детей что-нибудь приготовит на ужин. Например, картофельный суп. Да он мог бы проводить так дни напролёт!
Раньше он не считал уборку или приготовление пищи интересным занятием – Мэтью сМарком всегда подсмеивались, что это женская работа. Но выбирать не приходится. И может быть,– ну так, не загадывая,– если получится, убедит отца разрешить ему тихонько прокрасться в сарай, чтобы помочь и там.
Люк так разволновался, что тут же, не раздумывая, шагнул в кухню. Ну скрипнет половица, и что? Никто не услышит, потому что вокруг никого нет. Он собрал со стола посуду и положил в мойку, вычищая её с необычайным усердием. Отмерил муку, топлёное масло, молоко и дрожжи, положил всё это в миску, и тут ему в голову пришло, что неплохо бы включить радио, совсем тихонько. Никто не услышит. А если и услышит, решит, что просто забыли выключить, так же как поднять жалюзи на окнах.
Хлеб стоял в духовке, Люк вручную чистил ковёр в гостиной, когда вдруг раздался скрежет шин по гравию. Было два часа дня – для школьного автобуса и возвращения мамы с папой рановато. Он кинулся к лестнице в надежде, что, кто бы там ни приехал, вскоре уйдёт. Но не тут-то было. Входная дверь скрипнула, и он услышал голос отца:
–Что за…
Отец вернулся. Ну неважно. Только, прячась на лестнице, Люк вдруг услышал, что радио звучало как целый оркестр, а запах хлеба в духовке поднял бы на ноги всю округу.
–Люк!– взревел отец.
Люк услышал, как он крутит ручку, и распахнул дверь.
–Я просто хотел помочь,– забормотал он.– Всё проверил. Жалюзи были опущены, и я подумал, что всё в порядке, дождался, пока из соседних домов все уехали, и…
Отец прищурился, пристально его рассматривая.
–Тут никогда не угадаешь,– рявкнул он.– У этих… То доставка курьерами, то вдруг заболеют и уйдут с работы, а днём ещё прислуга приходит порядок наводить…
Люк мог бы возразить, что служанки приходят, только когда дети возвращаются из школы. Но он и так себя уже выдал, этого достаточно.
–Жалюзи были опущены,– повторил он.– Света я не зажигал. Пусть бы хоть тысяча людей вернулась, меня бы не заметили! Ну надо же чем-то заниматься! Смотри, я хлеб испёк, всё убрал и…
–А вдруг явился бы инспектор или ещё кто из чиновников?
–Спрятался бы, как всегда.
–И он учуял бы запах хлеба в пустом доме? Ты, похоже, не понимаешь,– покачал головой отец.– Рисковать нельзя. Тебе особенно. Потому что…
В этот момент громко, словно сирена, заголосил таймер. Отец косо взглянул на Люка и подошел к духовке. Он вытащил две буханки хлеба и положил их на плиту. Потом выключил радио.
–Чтобы на кухню больше ни ногой,– предупредил он.– И носа не высовывай. Ясно?
И не оглядываясь вышел.
Люк пулей взлетел наверх. Он бы топнул в сердцах, но сдержался. Шуметь нельзя. Вернувшись в комнату, он замешкался. Взял было книгу, но читать не смог, слишком расстроился, тревога мешала сосредоточиться на чём-нибудь ещё. В ушах так и звенело: «И носа не высовывай. Ясно?» Так он и не высовывался. Не рисковал. И чтобы лишний раз доказать это, хотя бы самому себе, забрался на свой наблюдательный пункт у отдушины, выходящей на задний двор, и оглядел соседние дома.
Подъездные дорожки пустовали. Ничто не шевелилось: ни полотнище на флагштоке у дома «золотого семейства», ни крылья игрушечной ветряной мельницы во дворе «любителей птиц». И вдруг Люк краем глаза заметил, как в окошке особняка «спортсменов» что-то мелькнуло. Лицо. Детское личико. В доме, где уже жили два мальчика.
9
Люк так удивился, что потерял равновесие и чуть не слетел с сундука. А когда пришёл в себя, личико исчезло. Показалось? Наверное, один из братьев «спортсменов» рано вернулся из школы. Отец же говорил, что дети часто болеют или сбегают с уроков. Люк вспоминал мелькнувшее лицо во всех подробностях. А может, ему только привиделось? Оно казалось младше, чем у братьев «спортсменов». Нежнее. Неужели? А вдруг это был вор? Или служанка пришла пораньше?
Нет, точно ребёнок. Третий…
Он даже представить себе не мог, что в таком доме может быть ещё один ребёнок.
Люк часами наблюдал за особняком, но новое лицо больше не появлялось. До шести всё было тихо, потом на джипе вернулись братья «спортсмены», выгрузили футбольное снаряжение и отнесли в дом. Никто не выбежал с криками об ограблении. И уходящего грабителя он тоже не заметил. Как и служанки.
В половине седьмого, услышав стук в дверь, он неохотно слез с наблюдательного мостика, сел на кровать и рассеянно откликнулся:
–Мам, заходи.
Мать крепко его обняла.
–Люк, не расстраивайся. Я понимаю, что ты просто решил помочь. А какая кругом чистота! Я бы не нарадовалась такой помощи, хоть каждый день. Но отец считает… В общем, нельзя…
Люка настолько занимали мысли о новом открытии, что поначалу он даже не разобрал, о чём она говорит. Ах да. Хлеб. Уборка. Радио.
–Да ладно, и так ясно,– пробормотал он.
Хотя на самом деле он ничего не понимал и никогда, наверное, не поймёт. Он снова разозлился. Почему родители так боятся? Тогда уж лучше запереть его в каком-нибудь сундуке – и делу конец.
–Может, поговоришь с отцом?– попросил он.– Убедишь…
Мать откинула волосы с его лба.
–Попробую. Но ты ведь понимаешь, он просто пытается тебя защитить. Рисковать нельзя.
Даже если замеченное им лицо в окне дома «спортсменов»– это тоже третий ребёнок, какая разница? Тот ребёнок иЛюк могут прожить по соседству всю жизнь и не встретиться. Люк может никогда больше не увидеть того ребёнка. А тот никогда не увидит Люка.
