–Времени? Да ты уже там сколько?– разразился тирадой ненавистный человек во время одного из допросов среди ночи.– Что, так трудно сказать: мои родители такие-то. Акак зовут твоих?
Ей на мгновение показалось, что он спрашивает имена её родителей. Губы сами, против воли стали складываться, чтобы произнести первый слог имени матери. «Рита. Маму зовут Рита. Папу зовут Луи. Бабушку зовут Этель. Ая…»
Нина сильно сжала зубы, не выпуская слова наружу. Ненавистный человек, кажется, ничего не заметил. Он вышагивал по комнате, отвернувшись от неё. Сердился.
–Ну хотя бы имена. Или инициалы. Выясни хоть что-нибудь!
Он не спрашивал имена её родителей. Просто подсказывал, как спросить других. УНины панически забилось сердце, иголова пошла кругом. «Что, если… он не спрашивает имена моих родителей, потому что итак их знает? Авдруг он уже знает обабушке итётушках? Ипоэтому не спрашивает?» Нина отчаянно пыталась вспомнить, не обронила ли она когда хоть словечко освоей семье Джейсону.
Вроде нет. Вразговорах сДжейсоном ей хотелось казаться экзотичной ижеланной. Бабушка скучей одиноких тётушек втот образ как-то не вписывались.
Ненавистный человек остановился. Развернувшись на каблуках, он наклонился кНине, лицом клицу.
–Детка, сдемографической полицией шутки плохи,– предупредил он.– Так люди игибнут.
Нина содрогнулась.
Мужчина вышел ихлопнул дверью.
Нина испуганно сидела одна вроскошной комнате. Стол перед ней ломился от вкусной еды. Она жадно ела во время разговора. Может, потому что было за полночь, ане день, на столе были закуски, не настоящий обед, то, чего она никогда вжизни не пробовала: попкорн, арахис всолёной кожуре, сырные крекеры, изюм вмаленьких изящных коробочках. Нина всё ещё была голодная, голодной она была всегда. Трудно было припомнить время, когда бы она по-настоящему наелась. Но после засевшей вголове угрозы ненавистного человека она не смогла откусить ни кусочка. Она протянула руку карахису, подняла чашку ивысыпала горсти орехов себе за ворот платья, влиф, ипокрепче затянула пояс, чтобы ничего не просыпалось. Едва она управилась, как охранник открыл дверь.
–Что-то он сегодня стобой рано разделался,– пробурчал охранник.– Пошла назад вкамеру.
Нина медленно встала. Орехи не упали. Она скрестила руки икрепко держала на талии ремень. Сделала шаг, другой– ничего не произошло.
Арахис щекотал её под платьем, но она не обращала внимания.
«Ворую еду удемографической полиции!– подумала Нина.– Надо же, получилось!»
По дороге вкамеру Нина не помнила, что чуть не выдала родителей, что улюбимой бабушки итётушек могут возникнуть неприятности. Она забыла, что как ребёнок вне закона не имеет права на жизнь. Она не чувствовала себя томящимся от любви глупым подростком, которого предал парень.
Не ощущала себя предательницей себе подобных.
Унеё кружилась голова, вдуше забрезжила надежда. Она думала отом, какая она хитрая иловкая. Авсё потому, что под платьем унеё шуршал арахис.
12
Нина продолжала воровать еду.
Во время каждой встречи сненавистным человеком неизменно наступал момент, когда он ненадолго выходил из комнаты переговорить сохранником, сходить втуалет, взять новую ручку. Итогда Нина хватала всё, до чего могла дотянуться, изапихивала под платье, вноски, куда только могла. Она брала яблоки, апельсины, печенье, изюм. Брала сушеные бананы, ядра грецких орехов, коробки схлопьями, овсяные батончики вупаковке. Она украла еще один мешок, вкотором охранник приносил чёрный хлеб, истала брать его ссобой, привязывая под платье, чтобы каждый раз забирать побольше еды.
Только что же делать сукраденными продуктами?
Она бы исама всё съела, голод не тётка, но, когда возвращалась вкамеру, ктем троим, её желудок сжимался от одной мысли, что она съест хоть крошку украденного. Вдруг они услышат, как она жуёт? Как можно есть такие деликатесы, когда рядом стобой голодают? Как она могла есть то, что ей давали полицейские, когда трое детей голодали?
Унеё возникли мысли поделиться. Наверное, поэтому она прежде всего ипотянулась кчашке сарахисом. Её мучила вина, что она не стащила булочки для Алии. Но как объяснить детям, откуда взялась еда?
Однажды ночью, когда охранник втолкнул её назад вкамеру иона увидела их троих, сгрудившихся вместе, веё голову закралась коварная мысль. Нина подсела кним инаклонилась кАлие, ата увернулась иподвинулась кМаттиасу. Земля была жёсткой исырой, иНина замёрзла.
Дело казалось безнадёжным. Нине было безразлично, что случится состальными– лишь бы самой согреться, получить чистую сухую одежду ивыбраться из тюрьмы.
«Что, если подкупить их едой?– думала она.– Скажу: ешьте сколько хотите ирасскажите мне осебе. Нет, лучше выделять по одной изюминке, по одному орешку скаждым вопросом: кто такой Са…? Откуда увас удостоверения? Кого ещё нужно было арестовать вместе свами?»
Ничего подобного она не сказала. Просто продолжала красть еду, которую не могла ни съесть, ни отдать, ни как-то использовать.
Казалось, что она живёт здесь вечно иостанется навсегда.
Ивпереди не было никакого просвета, только бесконечные ночи всырости, вгрязной одежде, на твёрдом каменном полу, аещё дни, когда она старалась услышать шёпот детей, редкие вызовы на допрос кненавистному оравшему на неё следователю, еда, которую она не могла есть, атолько воровала.
Ивот однажды всё оборвалось.
–Утебя двадцать четыре часа,– гаркнул на неё ненавистный человек.– Вот так.
Нина уставилась на него, стараясь понять. Она практически забыла, что двадцать четыре часа– это сутки, что вмире существуют цифры иотсчитываемые часы.
–Вы хотите сказать…– начала она, больше озадаченная, чем испуганная.
–Если ты мне не сообщишь того, что яхочу знать, к…– он взглянул на часы.– Завтра кдесяти вечера, тебя казнят. Итебя, итроих экснетов.
Нина ждала, что её охватит ужас, но она оцепенела. Апотом её сбили столку. Вдверь постучал Мак, охранник. Ненавистный человек ему открыл, иМак, спотыкаясь, вошёл ипривалился кстолу. Нина увидела, что он сжимает вруках кольцо сключами, которыми открывал изакрывал её камеру. Его длинные руки громко стукнули по столешнице. Потом пальцы разжались, ключи покатились через стол иупали на пол.
–Отра…– задыхался он.– Отравили…
Следователь вскочил исхватил телефон, сневероятной скоростью набирая номер.
–«Скорую» вГлавное управление демографической полиции немедленно!– приказал он.– Охранник отравлен.
Он выволок Мака вкоридор, ноги охранника подскакивали на полу.
