Она неторопливо подходит к нам.
–Пива?– предлагает Эли, протягивая каждой по бутылке.
–Спасибо,– говорит Патриша и открывает пробку ключами.
–А ты выглядишь иначе,– говорит Эли, не сводя с меня свой мечтательный взгляд.
–Спасибо,– говорю я.– Патриша меня принарядила.
–Нет, дело не в одежде, а в твоем лице. Ты кажешься взволнованной.
Я только что внимательно осматривала других гостей в поисках Неро. Теперь я заливаюсь краской от своей предсказуемости.
Я не вижу его нигде. Зато вижу того русского, с которым встречалась Белла,– Гришу Лукина. Он присел на корточки на песке и играет в кости с парой других парней. Либо это алкоигра, либо он пьет всякий раз, как проигрывает, чтобы подбодрить себя.
Из портативной колонки играет Nobody’s Love. Кто-то сидит на пыльных от песка лежаках, другие – на расстеленных полотенцах в мексиканском стиле. Пара девушек танцует, покачиваясь под музыку.
В воздухе витает умиротворение. Может, потому что нет ни Неро, ни Беллы. Только Беатрикс, которая кажется куда менее агрессивной без своей шайки. Она даже легонько машет нам с Патришей рукой.
Одна из девушек принесла пачку маршмеллоу. Беатрикс пытается поджарить зефирку на костре, но пламя слишком высокое, и та немедленно обугливается. Девушка вскрикивает и отдергивает ветку от костра, швыряя почерневшую липкую массу в сторону Ливая и Сионе. Зефирка чуть не задевает ботинок Каргилла, падая на песок у его ног.
–Смотри, что творишь,– рычит парень.– Или я выкину тебя, на хрен, в озеро.
–Прости,– покорно бормочет она.
Не знаю почему, но, похоже, Ливай сегодня не в духе. Он растянулся на покрывале и молча рассматривает собравшихся. Сионе пытается что-то комментировать, но Ливай не удостаивает его ответом.
Эли садится на сумку-холодильник. Она взяла с собой банку мыльного раствора и теперь пускает пузыри в сторону от костра на темный гладкий песок.
Я сажусь рядом.
–Хочешь попробовать?– спрашивает она и протягивает мне палочку для выдувания.
Я не делала этого с детства. Выдуть, как Эли, несколько подряд идеальных пузырьков оказывается сложнее, чем я ожидала.
–Ты дуешь слишком сильно,– говорит она.– Смотри.
Девушка берет палочку, вытягивает губы и медленно, ровно и нежно выдувает десяток круглых блестящих пузырьков, которые, вращаясь, разлетаются по песку.
–Как прошла неделя?– спрашиваю я.
–Хорошо,– отвечает Эли.– Во вторник у меня был день рождения.
–Как праздновала?
–Никак,– безмятежно отвечает она.– Прогулялась в одиночестве по Линкольн-парку. Это было идеально.
–Ливай тебя никуда не приглашал?
Девушка смеется.
–Нет. Он обещал, что мы сходим поужинать, но позвонил его брат, и они поссорились. И больше он никуда не захотел.
–Из-за чего они поссорились?– невинно спрашиваю я.
–О… Его брат возвращается с Ибицы.
–И что?
–Он хочет обратно свой дом.
–Я думала, дом принадлежит Ливаю.
–Нет,– терпеливо отвечает Эли.– Другой дом.
Я озадаченно хмурюсь. Эли настоящая загадка. Она такая невинная и говорит все, что придет ей в голову. Но при этом девушка будто уверена, что я и так знаю все, о чем она рассказывает, хотя я не имею ни малейшего понятия.
Мне бы хотелось продолжить разговор, но Ливай злобно наблюдает за нами. Поймав мой взгляд, он кивком подзывает меня к себе.
Я неохотно встаю и пересаживаюсь на его покрывало.
–Чего?– спрашиваю я.
–Почему ты общаешься с Эли?– требовательно спрашивает Ливай.
–Э-э… потому что она классная?– отвечаю я.
–Ты знаешь, что она раньше танцевала в «Экзотике»?
–Да, она упоминала.
–Там я ее и встретил.
–Рада за тебя,– отвечаю я, стараясь, чтобы это прозвучало искренне. Мысль о том, что парень ухаживал за Эли, засовывая долларовые купюры ей в трусики, мне совсем не кажется романтичной.
–Твою мать я тоже там видел,– говорит Ливай.– До того, как она ушла.
Мою кожу покалывает от злости и отвращения.
Мне насрать на то, что моя мать танцевала стриптиз, или чем там она еще занималась. Это ее выбор. Но что я презираю, так это то, как всякий пытается использовать ее профессию против меня – чтобы унизить и пристыдить.
–Она была горячей штучкой,– продолжает парень с гадливой улыбочкой на лице.– Тебе далеко.
–Я знаю,– холодно отвечаю я. Все твердят, какой красивой была моя мать. В молодости она хотела быть актрисой. Мечтала стать эталоном красоты, как Софи Лорен или Ава Гарднер.
Но вместо этого забеременела мной.
Я не злюсь за то, что мать бросила меня. Ей было всего шестнадцать – гораздо меньше, чем мне сейчас. Даже меньше, чем Вику. Совсем ребенок.
Но я злюсь, что она так и не вернулась. Мне приходится слышать о ней от придурков вроде Ливая. Мне приходится мириться с тем, что она все еще здесь, в Чикаго. Мне приходится думать, в порядке ли она. И мне приходится задаваться вопросом, почему она никогда мне больше не звонила. Ей было стыдно? Больно? Или ей просто все равно?
Ливай продолжает злобно улыбаться.
Почему мужчинам нравится причинять женщинам боль? Почему он чувствует себя хорошо оттого, что мне плохо?
–У меня твои деньги,– говорю я, вручая ему пачку купюр, которую дал мне Шульц.
–Хорошо,– отвечает Ливай, передавая ее Сионе.– Рад, что у нас не возникнет с этим проблем.
Во всяком случае, пока.
–У тебя остались наркотики?– спрашивает парень.
–Немного.
–Дай посмотреть.
Я достаю мешочек из кармана – те, что Шульц сказал мне оставить на всякий случай. Внутри около двенадцати штук.
–Хорошо,– кивает Ливай.– Прими таблетку.
Я во все глаза смотрю на него.
–Принять от кого?– глупо спрашиваю я.
Ливай чуть выпрямляется, улыбка сползает с его лица. Он пристально смотрит на меня. Зрачки парня – две крошечные темные точки на фоне бледно-голубых радужек.
–Прими одну. Прямо сейчас,– говорит он.
Я пытаюсь сглотнуть, но во рту пересохло.
–Зачем?– спрашиваю я.
–Потому что я ни хрена тебе не доверяю.
Мое сердце бешено стучит, но дыхание ровное. Я в жизни не пробовала наркотиков, не считая пары косяков. В основном потому, что я стараюсь быть ответственной. Но еще потому, что эти штуки пугают меня до чертиков. Мне не нравится терять контроль. Не говоря уже о том, что я понятия не имею, где Ливай достал эти таблетки. Почем мне знать, что там не крысиный яд.
