Я бы еще подумал, будь там что-то действительно важное или интересное, но правда состояла в том, что только потрясение в зрелости заставило меня пересмотреть свои взгляды на жизнь, уйти в другую религию и обратиться к духовным практикам. Вот только и что за потрясение — я не помнил, лишившись воспоминаний об этом куске жизни во время схватки во дворце. Впрочем, сейчас это уже не было главным.
Постоянно отмахиваясь от посторонних отвлекающих факторов, я все никак не мог определить, что же меня так раздражает, мешая прийти к гармонии, пока не отринул зашоренный взгляд и не обнаружил что все известное мне до этого момента… ложно. Ведь чакр было не семь, а… восемь?
С огромным удивлением я обнаружил новое средоточие, расположившееся чуть выше сердца, на внешней стороне грудины. Я отчетливо чувствовал неправильность такого расположения. Остатки воспоминаний кричали о том, что подобное невозможно, и все же я видел своим вне телесным взором новое средоточия праны, которое оказалось заполнено больше чем на половину.
Стараясь выбросить из головы эту странность, я продолжал работать с телом, настраивая его на восстановление и ускорение метаболизма. В ближайшие несколько суток мне скорее всего даже в туалет ходить не придется — каждая калория уйдет исключительно на рост мышечной массы, укрепление костей и сухожилий, а главное — развитие мозга.
Двигаясь снизу вверх, я расширял каналы для циркуляции праны, и к моменту, когда мое верхнее средоточие души оказалось опустошено, а я в полу-беспамятном состоянии забылся беспокойным сном, в каждом средоточии плескалось хоть немного силы. Вот только выспаться мне решительно не удалось.
В коридоре раздался звонкий цокот каблуков по мраморному полу и громкая многоголосая ругань, из которой до меня доносились только отдельные выкрики.
— …Да как он посмел! — выделился из общего гомона возмущенный женский крик.
— Оленька, успокойся. — тут же ответил ей другой, более низкий, но тоже взвинченный до предела. — Мирослав, не смей повышать голос на дочку! Она в своем праве. Это и ее сын тоже.
— ТИХО БАБЫ! — не выдержав приказал глава рода, и в этот момент дверь в мою спальню распахнулась и на пороге появилась целая процессия. Три распаленных краснощеких женщины, в дорогих вечерних платьях, Мирослав Васильевич и мой денщик.
— Вы что… вы как… — пробормотала влетевшая в комнату женщина, даже девушка, уставившаяся на поднявшегося с постели меня. — Вы ЭТО хотите наследником Бронислава назначить?! Не бывать такому!
Глава 3
Со стороны ситуация, наверное, выглядела забавно, в комнату к тощему пацану врывается целая делегация из роскошно одетых барышень и щеголяющих современными костюмами кавалеров. Словно в палату к больному приехала делегация парламента или государственной думы. Вот только мне было совершенно не до смеха.
— Приветствую вас, ваши светлости. — прохрипел я, укладывая ладонью разлохмаченные волосы.
— Ваши светлости?! Нет, вы слышали? — возмущенно повернулась девушка к остальным. — Да он даже наших имен не знает. Как вы вообще этого дистрофика во дворец пустили.
— Этот «дистрофик» твой приемный сын, и я его уже в семью принял. — сказал Мирослав, ударив тростью о пол. — Имя дал, и свое слово.
— А я не приняла. — веско сообщила стоящая рядом поджарая женщина в деловом платье и накинутом поверх плеч пиджаке. — Дорогой, я твою поспешность прекрасно понимаю, и все же это не решенный вопрос. Мой отец будет против такого нарушения дворянского уложения.
— Людмила, это решение главы семьи! — снова нахмурившись произнес Мирослав, но женщина мягко оборвала его, положив руку на предплечье.
— И они не могут расходится с уложением и законами Империи. Бронислав мог признать его хоть сыном, хоть наследником, но должен был это сделать перед дворянской комиссией, тогда никаких вопросов не могло даже возникнуть. А теперь, в связи с его скорой, и безусловно очень трагической кончиной — это недоказуемо. — уважительно, но настойчиво, поправила она супруга.
— Последняя воля — священна. — мрачно сказал Мирослав, но ладошку жены не сбросил. — Но идти против воли государя мы не станем. Как и против законов. Александр предстанет перед комиссией, а я стану его официальным опекуном до совершеннолетия.
— Меньшиковы будут против! — гордо вскинув голову сказала моя «мать».
— Верно. — кивнула Людмила. — Дорогой, ты же не хочешь ссорится с министерством народного просвещения? Отец под ваши нужды целую программу Суворовцев создал, на интернат деньги выделяет, который ваше имя носит. Императоры последние пятьдесят лет выделяли средства из казны, а теперь ты хочешь одним своим действием все это погубить?
— При чем тут это? — гневно взглянул на жену Мирослав.
— Как при чем? Понимаю, ты все время в войсках, на фронте да на смотрах, но о таких простых светских вещах даже ты должен догадываться. — улыбнулась Людмила. — Тысячи сирот по всей стране вдохновляются шансом стать приемником великих князей. Состязания между лицеями и интернатами уже стали народным видом спорта, любимым во всех регионах, а если ты в обход всех механизмов назначишь этого — наследником…
— Не признают. — мрачно проговорил Мирослав, похоже смирившись. Вот так слово главы рода, приплыли. Но похоже разочаровался я в старом вояке рано. — Значит нужно сделать так чтобы признали, финальный отбор текущего курса только через полгода, время есть.
— Мама, вы что? Всерьез думаете это отродье в семью принять? — ошалело спросила Ольга.
— Ну, дорогая, посмотри на этого бедного мальчика, боюсь тут ничего не исправить не то, что за год, за всю жизнь. — с улыбкой покачала головой Людмила.
— Я пройду и экзамены, и испытания. — твердо, как мог, произнес я, встретившись с насмешливым взглядом женщины. Не знаю, может она что-то в моем взгляде увидела, может почувствовала — но невольно отвернулась. — Я не боюсь, и сделаю все от меня зависящее, чтобы оправдать доверие деда и последнюю волю отца.
— Да какой он тебе отец?! — снова вспыхнула Ольга. — Бронислав просто гордец, ставивший службу выше семьи, и вот результат! Я его не признаю!
С этими словами девушка выскочила из комнаты, и большая часть людей ушла вслед за ней, что наводило на мысли о будущих больших разборках, которые скорее всего выйдут далеко за рамки рода. Людмила задержалась всего на секунду дольше, поцеловав супруга в щеку и тут же последовала за дочерью, оставляя на пороге моего временного жилища лишь Мирослава, Романа и денщика Василия.
— Она права, отец. — проговорил дядька. — Если пойдем против уложения о дворянстве — его просто не признают наследником Бронислава. Не станут принимать в обществе и даже в армии он будет назначен на дальние рубежи, откуда скорее всего не вернется по приказу тайной канцелярии.
— Ссыкуха мелкая. — мрачно выругался Мирослав, выдохнув, и постучав тростью по полу. — Еще и Людмила на ее стороне.
