—Вы предлагаете мне сознательно отказаться от способности заживлять раны, гематомы и царапины?— решил уточнить я.
—Это небольшая плата за долгую и спокойную жизнь.— грустно улыбнувшись проговорил врач.— Раньше я позволял вам остаться в палате — сейчас я буду на этом настаивать. Никакой еды, только вода и внутривенное питание с капельницы. Думаю, за неделю или две мы приведем вас в норму.
—Я подумаю на эту тему. У меня турнир впереди, а вот после него — можно и подумать над таким кардинальным решением.— ответил я, не собираясь спорить с доктором на его территории. А то он и выгнать может, а мне еще минимум несколько дней нужно провести в лазарете.
—Рак — это очень серьезно.— покачал головой врач, заматывая обратно бинты на моей голове.— Я обязательно сообщу все вашему приемному дяде, а сейчас — лежите и отдыхайте. Всего доброго, хорошего настроения вам.
—Спасибо, вам так же.— кивнул я, и дождавшись пока доктор выйдет, нашел глазами камеру и поднес пальцы к уху изображая трубку. Кристалл был со мной, а вот принести средство связи мне не догадались, а может просто посчитали что это не нужно. В любом случае пока я вынужден был оставаться в лечебнице, а значит использовать это время надо с пользой. Как? Медитацией естественно!
Кабинет главврача Суворовского училища.
—Приветствую вас, братья и сестры. Орден Асклепия окажет помощь всем нуждающимся.— раздалось в трубке, когда заведующий отделением учебной медицины дозвонился на горячую линию.— Чем мы можем вам помочь?
—Яд — лекарство.— проговорил доктор, нервно щелкая ручкой. Голос на том конце мгновенно изменился, из доброжелательно милого став холодным.
—Код?— спросила оператор.
—Два двенадцать сто двадцать два.— незамедлительно продиктовал выученный еще в студенческую пору свой номер врач.
—Ожидайте…— все так же безэмоционально ответила оператор, и в трубке раздалась тихая мелодия, которая в другой ситуации могла бы восприниматься как успокаивающая, но сейчас лишь действовала на нервы.
—Слушаю тебя, брат прозектор.— раздался в трубке спустя несколько минут сухой, каркающий голос, так же знакомый врачу уже много лет.
—Брат очиститель.— проговорил доктор, непроизвольно поклонившись и только потом сообразив, что его не видно.— Мое уважение старшему.
—Говори скорее, брат, в чем дело…— устало проговорил «очиститель», глава ордена Асклепия во всей столице.
—Боюсь у меня не радостные новости, старший. У меня брахман, на четвертой, может даже пятой стадии.— быстро сообщил важное врач.— Но самое отвратительное — он совершенно здоров и ему всего пятнадцать. Если он продолжит развиваться…
—Успокойся, брат. Я тебя услышал. Не предпринимай никаких действий пока совет не примет решение.— проворчал каркающий голос.— Мы должны знать что-то еще?
—Да, старший. Это приемыш графов Суворовых.— дополнил врач, после чего голос на той стороне затих на минуту.
—Это усложняет дело. Пока идет борьба с «детьми» у нас связаны руки. Наблюдай, записывай, если сможешь — ослабь. Убивать нельзя. Пока нельзя.— недовольно проговорил брат «очиститель».— Сделай так чтобы его способности не вскрылись. Если дети узнают о брахмане в теле ребенка — их ничто не остановит. Орден превыше всего.
—Орден превыше всего.— привычно ответил доктор, выключая телефон. Пусть он и приносил клятву Гиппократа, придется от нее отойти. Ведь благополучие одного не может быть важнее здоровья общества.
Если эта «зараза» станет распространяться по Петрограду, или не дай боги по Импреии, остановить ее будет очень сложно. И тогда дарники могут задуматься об отказе от услуг ордена. Они потеряют финансы и рычаги давления на власть, не смогут лечить обездоленных и убогих. Нет, ради того, чтобы исцелять тысячи, пожертвовать одним «ребенком» незазорно.
Трубку мне так и не принесли, зато заговорил наушник-невидимка, о котором я совершенно забыл, столь незаметен и привычен он оказался. Правда разговаривать долго самому с собой мне не дали, а вся речь свелась к предаче инструкций — лежи, не выделяйся, жди официального выздоровления.
Выяснилось, что большая часть княжичей, с которыми меня ненадолго свела судьба, уже отправились по домам. Кто-то, как Влас — сразу, в спящем виде, с сопровождающим. Кто-то, как Яков — под стражей. Из тех, с кем я был в камере заговорили все трое, на кого я и рассчитывал. Отдельно — княжич Пелымский, но, как и чем на него давили я даже не в курсе.
С родственников, вернувших своих чад, взяли клятвы о том, что эта история не всплывет в течении года, в противном случае будут обнародованы их показания. Так что в ближайшее время о ней никто не вспомнит. Проблема же заключалась в том, что, к удивлению моих кураторов, княжна Ляпинская решила продолжить образование в Суворовском училище, чем напрочь ломало все наши планы.
Инга оказалась не только здравомыслящей, честной и самоотверженной, но и совершенно безбашенной. Иначе объяснить ее действия после того, как она дала показания на несколько членов своего рода, было просто нельзя. К слову, ничего критичного она не выдала, но при этом и сказать, что не пошла на сотрудничество тоже оказалось нельзя. Девушка умудрилась соблюсти баланс.
Так что я прикован к кровати минимум на неделю, или до того момента пока она меня не посетит. Пока есть шанс, пусть и мизерный, что она решит меня проведать и раскроет больше карт — нужно ждать. К такому неутешительному выводу пришли как аналитики, так и я сам. А ведь на сколько было бы проще если бы она уехала…
—Сашенька… ка же так?— со слезами на глазах проговорила Ангелина, когда ее пустили ко мне на свидание в следующий день. Девушка пыталась броситься ко мне, обнять и пожалеть, но строгая медсестра бдела.
—Можете подержать его за руку.— затормозив Ангелину сказала женщина.— Никаких объятий, у пациента повреждены внутренние органы. Операция прошла успешно, но он все еще очень слаб.
—Все совсем не так плохо, как говорят.— криво улыбнувшись сказал я, приободрив девушку.— Но в ближайшие несколько дней мне придется пролежать здесь.
—Дней?— удивленно посмотрела на меня Ангелина.— Если у тебя такие серьезные повреждения… это же месяцы.
—Ты же меня знаешь, я особенный, на мне все заживает быстрее чем на собаке.— сказал я.— Так что не переживай скоро все будет как раньше, только лучше.
—Все, помиловались и хватит!— строго проговорила медсестра, чуть ли не силком вытаскивая девушку из палаты.— Завтра еще зайдешь, малая.
—Обязательно зайду!— пообещала Ангелина, послав мне воздушный поцелуй.
Чувствовал я себя двояко. С одной стороны — ни словом не соврал, с другой — смотреть на расстроенную Ангелину было очень стыдно. Обманывать девушку ни с того ни с сего… не хотелось. Но приходилось соблюдать конспирацию даже с теми, кому я доверял полностью. Ну или почти полностью.
Ночью, когда последняя смена отправилась спать, через окно в палату пробрались мои подопечные. Шебутнов, Таран и боящийся поднять голову Краснов.
