Несколько бесконечно долгих секунд они смотрели друг на друга. Глаза Венеции наполнились слезами разочарования.
Со стесненным сердцем Грегор заговорил первым:
– Венеция, будь разумной. Я привязан к тебе, и я тебе нравлюсь. В большинстве своем браки основаны на меньшем.
– Но не мое замужество. И если я должна тебе это объяснять, значит, ты мне не подходишь.
Грегор с досады запустил пятерню себе в волосы.
– Ты хоть представляешь, что произойдет, когда сквайр встретит тебя в Лондоне? Тебя будут избегать, перестанут принимать в обществе.
– Это моя проблема. Я справлюсь с ней самостоятельно. – Венеция вытерла глаза и указала на луковицы: – Пожалуйста, порежь их, они мне понадобятся для тушеного мяса.
Она подошла к плите, сняла крышку с большого чугуна и бросила в него целую горсть сушеных трав.
Грегор не мог собраться с мыслями. Он никак не ожидал, что Венеция ему откажет. Он был готов к требованию, что все должно быть обставлено великолепно, готов был принять предложенный ею распорядок, сделать все, что она пожелает, и потратить кучу денег, если ей это необходимо. Но отказать – и как отказать! Грегор не знал, что ему делать. Он схватил луковицу и занёс над ней нож.
– Ты сначала очисти ее, – сказала Венеция, снова накрывая крышкой кипящий чугун.
Грегор подчинился, затем начал резать луковицы на ломтики, и от едкого запаха у него защипало глаза. Он резал этот проклятый лук сколько мог, потом отвернулся. Глаза щипало и жгло, им было так же больно, как оскорбленной гордости Грегора.
– Черт возьми, ну и лук! Здорово щиплет глаза.
– Луковицы чем старше, тем злее щиплют. – Венеция перебросила через стол чистый платок. – Вот, вытри поскорее глаза, не то люди подумают, что я наступила тебе на любимую мозоль.
Она наступила на его гордость. Вот почему ему так больно. Глаза Грегор вытер, жгло теперь меньше. Он положил платок на стол.
– Спасибо.
Венеция собрала нарезанные овощи и бросила их в чугун.
Грегор молча наблюдал за ней. Он все испортил. Шел на риск ради ее спасения, но ничего не добился, а теперь, стремясь устроить будущее Венеции, соорудил еще один барьер между ними.
Следовало избрать более удачный способ изложить свое предложение. Впрочем, со временем ей придется согласиться на брак с ним. Другого выхода нет.
Венеция сняла крышку с чугуна и бросила в него щепотку еще чего-то.
– Запах дивный! Что там у тебя?
– Свинина, мясной отвар, розмарин и чеснок. – Прежде чем отвернуться, она улыбнулась Грегору: – Спасибо за помощь.
Она его выпроваживала. Гордость Грегора была и без тот уязвлена. Но в таком случае уязвлено и самолюбие Венеции. Грегор с минуту присматривался к ней и обнаружил, что щеки у нее горят и что она избегает его взгляда.
Может, лучше уйти? Оставшись одна, Венеция, несомненно, подумаете случившемся и наверняка придет к тому же заключению, что и он. Ей нужно время на размышление, ничего более.
Грегор вымыл и вытер руки. Черт побери, вот уж не думал, что все так обернется. Он постоял у двери, пытаясь найти слова, которые все объяснили бы, но на ум ничего не приходило.
Вместо этого он сказал:
– Завтра мы сможем уехать отсюда. Уложи чемодан. Ты, вероятно, хочешь вернуться в Лондон.
Венеция подошла к столу.
– Нет, я решила ехать к бабушке, как и предполагалось с самого начала.
– Отлично. Я буду тебя сопровождать.
– Нет, благодарю, я вполне могу путешествовать одна.
– Не смеши меня.
Она ответила с тонкой улыбкой:
– Почему бы мне не поехать одной? Ведь я опозоренная женщина, ты не забыл? Зато свободная.
– Венеция…
Она подняла на Грегора глаза, полные жаркой надежды:
– Да?
В одном коротком слове Грегор услышал эту надежду и намек на желание. В мгновение ока что-то в глубине его души откликнулось на этот призыв. Здравый рассудок вернулся к нему.
– Я непременно буду тебя сопровождать и не хочу услышать «нет» в ответ на это мое предложение.
Она пожала плечами, вытирая кухонный стол с таким рвением, словно от этого зависела ее жизнь.
– Поступай как знаешь. Завтра к этому времени все уже придет в норму.
Такого не может быть, оба это понимали.
Грегор ушел, раздираемый желанием объяснить – что именно? Что он не любит Венецию и потому не вправе говорить иное? Что он уважает ее больше, чем любую другую женщину, и что этого достаточно?
Злясь на себя, Грегор сдернул сюртук с деревянного колышка у двери и зашагал к конюшне.
Глава 16
Нет на свете более тесной связи, чем связь мамочки с ее детками. Никто другой не заставит твое сердце биться громче, а колени дрожать сильнее.
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам в холодный зимний вечер
Сквайр положил салфетку на стол.
– Мисс Уэст, я в жизни не ел более вкусного мясного рагу, чем приготовленное вами. А мы боялись умереть с голоду. Надо же!
Венеция удостоила сквайра легкой улыбки.
– Благодарю вас, – сказала она. – Я очень люблю готовить.
И перевела глаза на собственную тарелку, стараясь по мере возможности не смотреть на Грегора. Он явился к обеду с опозданием и уселся за стол с недовольным видом, резко отклоняя любую попытку втянуть его в общий разговор.
Рейвенскрофт, который с жадностью настоящего ворона хватал вилкой с тарелки куски тушеного мяса и заглатывал, почти не прожевывая, один за другим, поднял голову и спросил:
– Слушай, Венеция, а ты умеешь готовить что-нибудь еще?
Мисс Платт, как всегда, поспешила на помощь:
– О, мистер Уэст, вы, конечно, знаете, какие блюда может приготовить ваша сестра!
Рейвенскрофт смутился, однако быстро нашелся:
– Я бы, конечно, знал, но, видите ли, Венеция живет вместе с родителями, а у меня апартаменты за пределами Сент-Джеймса. Она еще не научилась готовить, когда я жил дома. – Он бросил на Венецию полный отчаяния взгляд: – Не правда ли, сестричка?
Венеция подбодрила его улыбкой и сказала:
– Я научилась готовить совсем недавно. После того как Рейвенскрофт переехал в собственные апартаменты, мама наняла весьма темпераментного повара-француза, который мог часами возиться с приготовлением изысканных блюд к каждому званому обеду и порой не успевал вовремя.
