Не задумавшись ни на секунду, Грегор обнял Венецию за талию, поднял и, прижав к себе, отступил на шаг от кареты. Венеция залилась румянцем, она выдохнула: «Грегор!» – и бросила смущенный взгляд на окружающих.
Ее смущение победило приступ желания у Грегора, и он, поставив Венецию на землю, неохотно отошел в сторону.
Что касается окружающих, то никто из них не сказал ни слова. Рейвенскрофт насупился, Чамберс и грум сэра Генри с подчеркнутым усердием занялись своим делом, а сэр Генри отвернулся, но в глазах у него промелькнуло сочувственное понимание.
Грегор слегка поклонился Венеции со словами:
– Я не хотел, чтобы вы испачкали обувь. Здесь очень грязно.
Венеция опустила глаза. Грегор тоже посмотрел вниз и увидел, что поставил Венецию прямо в лужу.
Венеция подобрала юбки и сделала несколько шагов к обочине; грязь смачно чавкала у нее под ногами.
– Я ценю ваши усилия, Маклейн.
– Э-эй, лорд Маклейн! – раздался голос мисс Платт, которая стояла в дверях кареты с явным намерением прыгнуть к нему в объятия. – Я готова выйти из кареты!
Венеция не удержалась от смеха, который поспешила замаскировать кашлем.
Грегор послал ей полный ярости взгляд, потом бросил через плечо Рейвенскрофту:
– Мистер Уэст, помогите мисс Платт.
– Я? Но…
Грегор соответственно глянул и на него. Юнец поперхнулся, но совладал с собой и сказал:
– О да, конечно.
Он прошлепал по лужам к карете на расстояние вытянутой руки и протянул мисс Платт кончики пальцев.
– Я не могу выйти, – растерянно пробормотала она. – Здесь грязь.
Рейвенскрофт опустил руку.
– Понятно. – Он обратился к Грегору: – Мисс Платт предпочитает остаться в карете и перевернуться вместе с ней.
– Я этого не говорила! – обиделась мисс Платт.
Рейвенскрофт снова протянул руку – с того же расстояния.
Вынужденная действовать, мисс Платт вскоре уже стояла рядом с Венецией на обочине; ноги у обеих были мокрые и грязные.
Грегор присоединился к Чамберсу, Рейвенскрофту и сэру Генри.
– Если мы будем очень медленно и осторожно подталкивать карету, нам удастся провести ее так, чтобы она не соскользнула с дороги.
– Это может сработать, – согласился сэр Генри. – Когда мой экипаж начал скользить, я сдуру придержал лошадей и колеса увязли в грязи.
Грегор кивнул и сказал:
– Итак, у нас имеется план.
– Прошу прощения, – подала голос Венеция. – Я не стала бы действовать таким образом.
– А как бы вы предложили поступить? – спросил Грегор, не обращая внимания на удивленный взгляд Рейвенскрофта.
– Если вы станете двигаться медленно, колеса могут увязнуть. Я предложила бы как можно быстрее двигаться.
На сэра Генри это произвело впечатление.
– А ведь она права. Скорость не даст колесам увязнуть.
Подумав, Грегор сказал:
– Принимаем совет Венеции. Чамберс, гони лошадей по прямой как можно быстрее. Сэр Генри, пусть ваш слуга бежит рядом с крайней лошадью в упряжке и подбадривает ее. Сам сэр Генри, Рейвенскрофт и я будем поддерживать задок кареты, чтобы она не съехала с дороги.
Как только Грегор, Рейвенскрофт и сэр Генри заняли соответствующие позиции, Чамберс погнал лошадей.
Большая карета тронулась с места и покатилась вперед. Слуга сэра Генри придерживал головную лошадь под уздцы, громко понукая ее.
Слава Богу, что решили принять совет Венеции. Лошади тянули хорошо, карета продвигалась быстро, и через считанные минуты жидкая грязь осталась позади, а впереди расстилалась уже более твердая и ровная дорога.
Чамберс остановил экипаж.
Грегор посмотрел на Венецию, на лице у нее было написано облегчение. Неожиданно для себя он подмигнул ей. Она подмигнула в ответ.
Сэр Генри громко выдохнул и прислонился к задку кареты.
– Это было нечто, скажу я вам! – Он усмехнулся, – Хотел бы я, чтобы вы все были тут, когда я пытался проехать по тому же самому месту. Просто… – Он вдруг замолчал и выпрямился. – В чем дело? Мне показалось, будто карета движется вбок.
Как бы в ответ на его слова карета немного качнулась.
– Чамберс! – рявкнул Грегор.
Грум обернулся:
– Милорд?
– Вы тронули с места?
– Нет, милорд. Мы стоим на месте твердо, как…
В этот момент карета снова качнулась, и одновременно послышался чей-то сдавленный вскрик.
– Боже милостивый! – произнес сэр Генри, отступая от покачивающейся кареты. – В чем дело, что, в когте концов, происходит?
– Ох, нет! – воскликнула Венеция, бросилась к карете и ухватилась за ремни на задней ее части, лихорадочно пытаясь их развязать.
Рейвенскрофт нахмурился:
– Венеция, что ты делаешь?
Грегор ухватился за верхний ремень и отвязал его. Чемоданы начали валиться на землю. Тот, который Венеция согласилась по просьбе мисс Хиггинботем захватить с собой в Лондон, перекатился набок и раскрылся. Из него вместе с ворохом шелковых платьев, туфель и прочих предметов одежды выпала вверх ногами прямо В большую лужу мисс Элизабет Хиггинботем.
– Элизабет! – воскликнули в один голос Венеция и сэр Генри, после чего уставились друг на друга, округлив глаза.
– Я… я… я вся в грязи! – прорыдала мисс Хиггинботем.
Жидкая грязь стекала с ее золотых кудрей, пропитала ее: платье сверху донизу. Лепешки грязи налипли на белую кожу, и даже подбородок был в грязи.
Ко всеобщему удивлению и потрясению, сэр Генри Лаунден опустился на колени в лужу, заключил Элизабет в объятия и страстно поцеловал.
В тот же день, хоть и гораздо позже, сквайр осознал всю глубину погружения своей дочери в то, что он охарактеризовал как «крушение жизни». Он следовал за тяжелой каретой миссис Блум, раздраженный недостатком скорости передвижения. Из-за этого им, чего доброго, придется смириться с необходимостью провести еще одну ночь в гостинице, что огорчало сквайра до крайности. Он мечтал очутиться в собственном городском доме на собственной удобной постели и чистых простынях после ужина, приготовленного собственным поваром, уроженцем графства Йорк, где мистер Хиггинботем родился и вырос. Дома при нем оказалась бы и его дочь, в полной безопасности, разлученная с неподходящим избранником, и жизнь вошла бы в свою колею.
Миссис Блум при всей своей раздражительности проявила себя как человек с отзывчивым сердцем. Во время их первой остановки Элизабет оставалась в своем уголке в карете; голова ее была укрыта капюшоном, руку она прижимала ко лбу – видимо, из-за головной боли. Сквайр считал все это капризами и притворством, но миссис Блум склонна была полагать, что девушка страдает от нервных переживаний, первым долгом из-за разлуки с «женихом», а также из-за несчастного случая с каретой и вынужденного пребывания в не слишком удобной гостинице. Именно поэтому она в карете крепко уснула, опустив голову и укрыв лицо капюшоном от нежелательного света. Миссис Блум всячески оберегала ее и никому не позволяла будить бедняжку.
