И вот же жесть… Новая, ещё более мощная волна возбуждения окатывает с головы до ног, когда её руки зарываются мне в волосы, губы усиливают натиск, а член упирается прямо в её плоть – горячую, влажную, ограждённую тонкой шёлковой материей, от которой мне не терпится избавиться. Но потерпеть ещё чуть-чуть надо. Пока не доберёмся до спальни. Сейчас же я ловко справляюсь с застёжкой на лифчике и сбрасываю его, освобождая налитые груди с затвердевшими сосками. Мегерка тут же прижимается ими ко мне, дразнит кожу, извиваясь в моих руках от того же нетерпения, что начинает уже доставлять мне в паху конкретный дискомфорт.
Не глядя переступаю через брюки и направляюсь в спальню. Счастье, что никуда не врезаюсь. Хотя, думаю, если бы и врезался, то мы бы ничего не почувствовали. Нас обоих будто отрубило от всего окружения. Меня так точно. Не чувствую ничего, кроме жара тел и стука обезумевших сердец. Не слышу ничего, кроме блаженных стонов, сплетающихся в единую композицию. И не вижу ничего, кроме её припухших губ и трепещущих ресниц, из-под которых на меня смотрят абсолютно невменяемые глазки.
Наверное, я тоже смотрю на неё не совсем адекватным взглядом. Особенно после того как укладываю в прохладную постель, включаю прикроватную лампу и, встав на матрас коленями, медленно, с некой маниакальностью сканирую Веро́нику сверху-вниз.
Светлая кожа с облаком волос красиво контрастирует с тёмными простынями. Горящий желанием взгляд, раскрасневшиеся щёки, манящая грудь, что высоко поднимается и опускается от тяжёлого дыхания, плоский животик и широко расставленные ножки, приглашающие меня поскорее войти в её сочащуюся влагой малышку.
С каким же нетерпением я желаю в ней оказаться – не передать словами, не описать всеми имеющимся в моём словарном запасе эпитетами. Да и слов не нужно. Уверен, Веро́ника с лёгкостью всё считывает по моему лицу.
Я обхватываю её лодыжки, соединяю ноги вместе, стягиваю с мегерки трусы и, бля*ь, прямо-таки рычу, когда опускаю взор к её раскрытой промежности, наконец без всяких преград рассматривая поблёскивающее в приглушённом свете желание.
На лице Веро́ники даже начинает проскальзывать страх, доказывая, что я и впрямь выгляжу как озабоченный безумец, пока любуюсь её мокрой, ожидающей вторжения плотью. Правда пугается мегерка всего на мгновенье. Весь страх бесследно исчезает, сменяясь наслаждением, когда я начинаю усыпать дорожкой из поцелуев её стройные ножки. По внутренней стороне, от стопы до колена и выше. Целую и покусываю нежную кожу, оставляя красные следы и растворяясь в её томных стонах, что становятся ещё громче и слаще, стоит мне добраться до желанной цели губами и задеть языком набухший комочек.
–Боже… – вскрикивает она и выгибается всем телом, что полностью покрывается мурашками всего от одного моего прикосновения.
Охереть, какая она отзывчивая! Какая горячая и зверски голодная. У неё точно секса не было очень долго. И осознание этого тёплым сгустком наливает всю область рёбер, побуждая меня впиться в её клитор и начать поедать его, как самый вкусный деликатес в мире. Лижу, дразню, всасываю в рот и, клянусь, чувствую, что ещё немного – и сожру её всю.
–Чёрт! Как же приятно… Только не останавливайся,– скулит она, выгибаясь.
А и не и думаю тормозить. Со смакующим мычанием сминаю её задницу, усиливая давление языка на взбухшую горошинку нервов. Рисую по ней замысловатые узоры, круги и спирали, искренне упиваясь процессом так, как никогда ещё этого не делал.
С Веро́никой вообще у меня много чего впервые. Реакции, чувства, эмоции и желание сделать ей приятно до одури. И судя по тому, как шальная от кайфа мегерка извивается, стонет, произносит моё имя и бессвязно бормочет о чём-то, я понимаю, что у меня получается подводить её к мощной разрядке.
Однако мне мало просто видеть и слышать её оргазм. Я хочу прочувствовать его каждым сантиметром члена, поэтому выпускаю клитор из плена раньше, чем она успевает кончить, и скольжу языком выше, напрочь игнорируя разочарованный стон мегерки.
Рот наполняется слюной, когда добираюсь до небольшой красивой груди с маленькими, похожими на сочные малинки, сосками. Захватываю зубами твёрдый камушек, раскатываю его на языке, заставляя Веро́нику изнывать и нетерпеливо хныкать. Но мучаю я её совсем недолго, ибо у самого больше нет никаких сил терпеть эту затянувшуюся прелюдию. Особенно когда головка члена упирается прямо во влажный вход. Тогда даже мысль о презервативах, оставшихся в кармане брюк, меня не останавливает.
Глаза в глаза. Губы в губы. Пальцы наших рук переплетаются воедино, и я вбиваюсь в неё резко и глубоко. Буквально проскальзываю внутрь до самого основания – настолько она была готова для меня.
–Бля*ь… – шиплю наперебой с её громким стоном, чувствуя, как внутренние мышцы Веро́ники сжимают мой член настолько сильно, что от удовольствия в глазах всё плыть и вертеться начинает.
Сжимаю её руку крепко-крепко, глаза ошалелые пытаюсь разглядеть, но ни хера не выходит. Во мне не остаётся ничего, кроме пелены оголённой похоти и потребности брать её без остановки. Что я и делаю. С хриплым рыком выхожу из тесного рая почти полностью и врываюсь обратно. Раз. Второй. Третий. Десятый. И так далее… Ускоряя темп и силу фрикций. Наполняя густой воздух звуками влажных шлепков и ударов плоти о плоть. Спускаю себя с тормозов. Полностью и бесповоротно. Вколачиваюсь с остервенением в стонущую мегерку и о*уеваю от кайфа. От сексуального безумия с налётом боли, что причиняют впившиеся в мои плечи ногти. От вкуса её губ, в которые вгрызаюсь, как изголодавшееся животное. И от того, с каким приливом влаги она встречает мои отнюдь не самые бережные манипуляции.
А я реально не способен контролировать силу. Сдавливаю пальцами кожу, явно награждая синяками. Толкаюсь в неё так, что спинка кровати громко бьётся об стену, а яйца – о женскую попку. Но Веро́ника и не думает жаловаться, не просит усмирить пыл и быть с ней нежнее, а наоборот, сбивчиво требует, чтобы я продолжал в том же духе. Всё сильнее и сильнее. Быстрее. Жёстче. Глубже. Бля*ь! Меня дважды просить не надо.
С хриплым стоном приподнимаюсь на колени и резким движением переворачиваю мегерку на живот. Она охает от неожиданности, когда я притягиваю её за бёдра и, не дав очухаться, нанизываю на свой член.
Эйфория… звучащая в нашем общем стоне, стекающая потом по спине и вискам, нагревающая кровь в венах до температуры лавы. И она лавиной летит к члену при виде, как Веро́ника опускает голову на подушку и прогибается в пояснице, оттопыривая свой охрененный зад.
Не могу устоять и от всей души впечатываю ладонь в её ягодицу. А затем ещё и ещё, оставляя отпечатки руки на нежной коже. Но мне мало. Хочу как можно больше своих меток на ней оставить. Разрисовать. Заклеймить. Своё имя под кожу вбить.
Нещадно сжимаю пальцами попку и, глядя, как член ритмично проникает в неё, утопая в обилии смазки, ускоряю поступательные движения по максимуму.
Она стонет, я рычу, комната заполняется развратными звуками удовольствия. Смотрю на место соединения наших тел и с каждым безумно приятным толчком всё больше понимаю, что ни хера не в раю я нахожусь, а в сущем аду, потому как в раю так чертовски горячо быть не может.
