А чего сразу дебил-то?
— Отвянь, Сотня.
Просто откровенно не понимаю, какую игру затеяла Мирослава Князева. Но, чёрт побери, был согласен на любые правила, только бы видеть её, слышать голос, вдыхать крышесносный запах любимой девушки. И пусть, во взгляде лишь концентрированный холод, мне нужно было ощущать его.
Мазохист, да?
— Да, потому что очевидных вещей не понимаешь, — с умным видом заключил Сотня. — Девушки, которым всё равно, не едут через весь город, чтобы приготовить суп с компотом. Догоняешь?
Не догоняю.
Не хочу жить пустыми надеждами в розовых очках. Оно надо мне вообще? И без того, уже не живой и не мёртвый с этой больной любовью. Ломает и выворачивает от одной мысли, что она после учёбы снова полетела на крыльях к своему несравненному Данечке. И этот тип целует её губы, трогает идеальное тело, а Мира в ответ прижимается к нему и шепчет слова про любовь…
— Ник! — Сотников толкнул меня в бок, да так что под ребрами заныло. — Давай, поднимай свой скучный зад и дуй к Князевой.
А этот всё не успокоится. Мало того, на вечеринке в сваху заделался, запер Миру со мной в одной комнате, а тут теперь ещё и мозг вынести пытается.
— Закройся, мамочка, — откинулся на спинку дивана. — Она знать меня не хочет, убежала к своему парню. Я, знаешь ли, не хочу быть пятым колесом.
Так в жизни бывает. Один человек любит – другой пользуется. Я всегда был на стороне последних.
Никогда не задумывался, как это невыносимо больно любить кого-то, кто вместо тебя видит дыру в пространстве. Пустое место.
И она никогда не посмотрит на тебя зачарованными глазами. В её отражении не будет бликов наших собственных звёзд.
Что там могу спасти? Вернуть? Если моя любимая девушка банально не видит во мне ничего. И всё, что она хочет – чтобы её оставили в покое. Но для меня это был чистый ад. Самые тёмные и неприметные его закоулки.
— По-твоему, что случилось? — усмехнулся Дима. — Князева приехала по распоряжению Евы и всё? Потом случайно приготовила тебе обед и уснула? Ах, и ещё всю ночь делала горемычному компрессы? Исключительно по доброте душевной, конечно же.
— Сотня, я тоже сначала с ума от счастья спятил, — выдохнул, буквально заставляя выговаривать себя каждое слово. — Приехал, был выставлен за дверь. Потом там у парадной её выловил, отвёз в ветеринарку и обратно.
— Ну, а дальше? — как заправская сплетница, допрашивает друг.
— Дальше нарисовался этот хмырь.
Ага, так что не сотрёшь его! Весь такой милашка-очаровашка, мальчик-зайчик, чтоб его.
А сегодня в универе Мира банально на меня внимания не обращала. Всё стало точно так же, как и прежде. Меня для неё не существует. Но почему, чёрт побери, невыносимо больно?
— Если тебе станет легче, то я Машу обидел, — вдруг выдал Сотников.
А вот уже интересно. Потому что «Савельева» и «обидел» из уст Сотни – это нонсенс.
— Добро пожаловать в клуб анонимных мудаков, — усмехнулся и перевёл взгляд на своего лучшего друга. — Ну и насколько жёстко накосячил?
— Ни то чтобы мне есть какое-то дело, — Сотня принялся отрешённо полировать взглядом потолок. Ну точно. Нет дела, ага. — Цель оправдывает средства. Меня больше беспокоит другое.
Кхм… что же?
— Можешь поплакаться в жилетку, — рассмеялся, стараясь разрядить обстановку. А то совсем какой-то мексиканский сериал на подходе. Сидят два дебила и ноют из-за девчонок.
Жесть!
— В общем, Мира и Маша знают про спор.
Ага, новость дня. До Сотни вечно доходит в самый последний момент. Я же Князевой сам всё рассказал перед новым годом, прощения попросил.
— Доброе утро, спящая красавица. Ты там от меня не заразился случайно?
— Чем? Любовным недугом? — Дима брезгливо сморщился, так что всего передернуло, словно он подумал о чем-то крайне мерзком и отвратительном. — Свят-свят, старик. Короче… они смотрели видео.
В смысле, они смотрели видео?
В сердце ёкнуло, мысли спутались и всё сознание заволокло ядовитым туманом.
— Подробности будут или из тебя всё надо клещами вытягивать?
— Не тупи, Тарасов. Егор снимал наше пари на камеру.
Это какой-то сюр!
Официально заявляю, теперь совершенно точно ничего не понимаю. Может хватит там уже шарадами инфу выдавать?
— Сотня, ты можешь нормально сказать, а? — потерял всякое терпение. — Какое отношение это чёртово видео имеет к…
— Прямое, — он подошёл ко мне и сунул почти в нос переписку с Савельевой.
Из которой ясно чёрным по белому, что в моей жизни настал окончательный и бесповоротный конец света. Потому что если это правда…
Одновременно в мой душе взрывались фейерверки, салюты и боевые гранаты. Не понимал, то ли мне радоваться, то ли, наоборот, в депрессию впадать.
— Полагаю, ты не сам переслал Савельевой этот ролик и наш с тобой трёп?
— Я, по-твоему, совсем больной? Нет, конечно. Сам сначала не понял, откуда у Машки оно взялось, даже Авдееву морду набил. И брату своему – бонусом.
— И как давно два плюс два сложил?
— Давно, — протянул Дима. — С самого начала практически.
Риторический вопрос, не надо было отвечать. Лучший друг, называется. То-то всё крутился вокруг и к Князевой подталкивал. Совесть замучила?
А я голову ломал, какого фига Сотников в сводники заделался. Вот и объяснение. Вмазать бы ему, да только сам хорош, отличился.
Ещё раз взглянул на экран смартфона, хотя мозг отказывался работать. Октябрь… Дата пересылаемых сообщений в аккурат после дня рождения Князевой, про который забыл, кстати говоря.
Да чтоб вас!
Мысли закрутились в голове, подсовывая нереальные и фантастические предположения. Всё это время она была обиженной мною девочкой. Мстила в ответ на проклятое пари, на моё холодное равнодушие. Как вообще простить такую хрень можно? Реально без шансов…
Потому, что по этой философии у неё реально были чувства ко мне. Настоящие, искренние, живые, без нотки фальши.
Умудрилась доверится мне, сделать шаг навстречу, принять со всем набором недостатков. А я что сделал? Принял, как должное, воспользовался любимой девушкой, словно пластмассовой куклой.
Что ей дал, кроме слёз, сомнений и переживаний? Периодический секс под соусом из редких прогулок, кофе и прочего. Перед глазами мелькали картинки наших встреч, звонки и переписки, тот последний день за секунду до начала конца.
Действительно, дебил. Даже не извинился тогда, что не приехал, сунул какой-то веник, получил своё и свалил. Тогда отец откровенно пристрастился к бутылке, выхода другого не было, но не объяснил же, просто вёл себя, как последняя сволочь.
