—Во даёт!— хохотнул Сергеевич, что невольно заставило меня глянуть в сторону бара, где шальная императрица Олеговна каблуком в лоб оттолкнула очередного типа, желающего поймать ее за коленки.— А говорят, что пьяная баба своей… красе не хозяйка. Смотри, как отбивается.
Странно, что у нее, вообще, есть силы на то, чтобы отбиваться. Она микрофон-то держала едва-едва, но каким-то образом смогла оттолкнуть от себя сального борова.
—А ты что, Камаз, злой такой? Бывшая?— мотнул Саня головой в сторону бара.
—Это та биологичка,— ответил я и, пока мужики присвистывали и ржали одновременно, я языком перекатил зубочистку из одного угла губ в другой.
—Так и хер ли ты сидишь?!— возмутился Сергеевич.— Включай камеру, снимай компромат. Еще раз вызовет тебя, ты ей видос под нос, и твой Тёмка сразу нормальным пацаном для нее станет.
—Делать мне больше нехер,— фыркнул я, дёрнув плечами, и снова отвернулся к окну.
Когда-то же эта песня должна кончиться, нет?
—А что ты говорил, что ей между двадцатью и сорокетом?— спросил Саня.— Нормальная она. Вроде. Ну, больше тридцати точно не дашь. Смотри, какие ножки. В чулках еще, походу…
Нервно размял шею, не желая, слушать, знать или видеть хоть что-то связанное с любой учительницей моего сына, а особенно с биологичкой, безбожно вытрахавшей все мои нервы за неполные четыре месяца.
—Камаз, не хочешь снимать компромат на училку, так хоть с барки ее сними. А-то на ее зеленое платье мужики уже столько своих шаров повесили, что как бы ей потом лечиться от чего не пришлось,— подначивал меня Сергеевич.
Снова посмотрел в сторону поющей училки. Один из почитателей её «таланта» тоже просёк, что на ней чулки и достаточно активно пытался влезть рукой в разрез платья тысячерублевой купюрой.
—Может, у нее так каждый вечер пятницы проходит? Нахрена я-то туда полезу?
—Не хочешь сам лезть, скажи бармену, чтобы смахнул ее как крошку со стола. Ну, дура же пьяная. Да и видно по ней, что злоупотребляет она алкашкой. Сейчас натворит или вляпается куда по-пьяни,— размышлял вслух Сергеевич.— Ладно. Сам её стащу,— решительно встал друг.
—Сиди,— положил я ему руку на плечо и посадил обратно на стул.
Вышел из-за стола и прямой наводкой направился к стойке, где училка отпихивала очередного «ухажера», подошедшего к ней слишком близко.
Песня закончилась, но Марина Олеговна не спешила спрыгивать и барки или отдавать микрофон кому-то еще. Похоже, я попал на сольный концерт вянущих ушей, что щедро раздавала биологичка моего сына.
—Иди ко мне, красавица! У нас еще осталось выпить и закусить!— тянуло к ней лапы пузо в свитере.
—Я не закусываю,— весьма уверенно и даже высокомерно заявила училка, поправив очки на переносице. Осоловелым взглядом прошлась по толпе своих «фанатов», в которой теперь, какого-то хрена, стоял я, и застопорилась, когда, очевидно, мое лицо показалось ей знакомым.
—О!— выронила она смачно в микрофон вместе с отрыжкой и указала на меня пальцем.— Поцелуйский! По-це… по-ли-це… Полицейский! И что вам от меня нужно, м? Приехали поглумиться? Шутки свои дурацкие пошутить?…
—Это ваша девушка?— спросил меня между делом бармен, пока училка от пения перешла к стендапу.
—Это?— дернул я скептически бровями, мазнув взглядом по зеленому платью и торчащим из выреза деньгам.— Сплюнь.
—Просто она всё еще не оплатила по счёту. Сумка и паспорт её тогда останутся у нас до момента оплаты…
—Сколько там?— достал я карту, уже откровенно психую, так как бармен привлек слишком много внимания посетителей ко мне.
—Вот,— вдруг над головой разлетелись купюры, что Марина Олеговна вытащила из-за оторочки чулок и щедро посыпала им бармена.— За себя я могу заплатить сама.
Гордая и неприступная Олеговна грациозно шагнула прочь от меня и промахнулась ногой мимо стойки, начиная падать.
Пришлось ловить, а потом отдирать ее от стойки, когда она снова попыталась на нее забраться.
—Откуда только столько сил берется?— ворчал я, обхватив ее талия, пока, как дедка за репку пытался стащить ее с личной сцены.
Тощая такая и резвая, что Смерть с косой на ее фоне — упитанная монашка.
—Я еще не всё сказала этим людям!— кричала Олеговна, пока я запаковывал ее в ее же пальто.— Думаете, раз вы запугали всю школу, то эти люди тоже вас испугаются?— пыталась она поймать мой взгляд, пока ее глаза были в абсолютном расфокусе за толщей линз.— А вот и нет! Я всё им про вас расскажу! Оборотень!
—Здесь не хватает,— перекричал музыку бармен, который собрал и пересчитал купюры.
Сколько же ты выжрала, Олеговна? И куда всё это в тебя, блять, поместилось?
Стиснув зубы так, что случайно перекусил зубочистку, о которой уже и забыл, я перехватил брыкающуюся училку одной рукой, а второй приложил карту к протянутому мне терминалу.
—Спасибо!— крикнул бармен и отдал мне сумочку и паспорт Марины Олеговны, которая опасно приблизила свое лицо к моему, открыла и зубами перехватила половинку зубочистки.
—Куда, блять?!— рявкнул я в сердцах, и, как у пса, который на улице тянет в пасть всякую дрянь, вырвал из ее рта зубочистку, швырнув ее в сторону.— Подавишься, дура.
—Сами дурак!— надула та обидчиво губки и встала ровно, что позволило мне одеть ее в пальто.
Пришлось оставить ее на месте, чтобы вернуться к столику с моими парнями и забрать куртку. Сумку и паспорт я ей не оставил.
—Ну, ты, Камаз, и шустрый,— хохотнул Сергеевич.— Ее там окучивали, бабло за резинку чулок пихали, а ты ее одной правой, и за собой.
—Если она заблюет мне машину, мыть будете вы оба.
—Займи ей чем-нибудь рот, пока везешь,— шутканул Саня.— И иди с бара её опять снимай.
—Твою мать!— рыкнул я.
Быстро надел куртку, закинул паспорт училки во внутренний карман и, прихватив сумочку, как мешок с картошкой, который был наполовину пуст, сгреб Олеговну с барки и вынес на улицу, где ее брыкающуюся закинул в свою машину.
—Я не поеду с вами в одной машине!— снова взбрыкнула училка, пытаясь через запотевшие линзы своих очков разглядеть, где открывается дверца машины.— И куда вы меня, вообще, везете?
—Домой тебя везу,— вырулил я с парковки.
—Откуда вы знаете, где я живу? Я вам не рассказывала. Вы следили за мной?
—Увижу большое скопление кошек, там тебя и оставлю.
—Я поняла!— пришлось слегка отклониться от лица Олеговны, чтобы она своим острым носом не проткнула мне щеку.— Вы это специально всё подстроили. Узнали, где я. Поняли, что я нахожусь в уязвимом положении, а теперь спрячете меня в каком-нибудь подвале, чтобы замести следы преступления вашего сына. Я вас насквозь вижу, Михаил Захарович. Только череп Кондратия я всё равно найду!
