—Усади свою задницу и не лезь мне в лицо, когда я за рулём,— на светофоре пришлось вдавить ее в спинку кресла и пристегнуть ремнем безопасности. Очень не хватало кляпа и смирительной рубашки, чтобы она перестала лапать салон моей машины и мое лицо, которое в темноте салона, она не могла разглядеть.— По месту прописки проживаешь?
—Да. Только я всё равно не скажу вам, где я прописана,— гордо отвернулась она к окну.
—Придется применить свои экстрасенсорные способности,— бросил я и, вынув из внутреннего кармана ее паспорт, нашёл страницу с пропиской, теперь точно зная, куда везти это пьяное чучело.
Хотя, сегодня она мало смахивала на то чучело, которое я привык видеть в ее обличии в школе. Каким-то чудом она смогла сменить стремные клетчатые и бабкины блузки на вполне себе сексуальное платье, по которому можно было понять, что у нее не только талия имеется, но и сиськи какие-никакие.
Но, вполне может быть, что картинка эта к полуночи превратиться в тыкву. Хотя бы потому, что, учитывая, сколько бухла она в себя впитала, уже совсем скоро ее вывернет наизнанку.
—А какую книгу вы читали последней, Михаил Захарович?— вдруг задала вопрос Олеговна, умудряясь смотреть на меня максимально надменно над оправой перекошенных очков.
—Хочешь убедиться, что я дурак, или наоборот?
—Просто любопытно. Я вот, например, очень много читаю.
—То-то я вижу ты сегодня дохрена начитанная.
—Как писал Эрнест Хемингуэй: место избавления от печали — бар, а не литература.
—Ну, тогда эту книга я знаю наизусть,— дернул я бровью и боковым зрением уловил, что училка начала как-то странно себя вести, ерзая задницей по сиденью.— Что с тобой? У глистов переселение?
—Я писать хочу,— хныкнула она, сведя колени вместе.— Очень сильно. Я пока пела, очень сильно терпела.
—Весь бар во время твоего пения очень сильно терпел. Терпи до дома.
—Я не дотерплю. Остановитесь!— потребовала Олеговна, дернув ручку двери.
—Ты на проезжей части сядешь? Твою мать!— рыкнул я недовольно, понимая, что если не высажу ее как можно скорее в какой-нибудь сугроб, то она обоссыт мне сиденье.— Терпи минуту, сейчас на старую стройку свернем. Там присядешь.
—Минута — это очень долго. Вы не могли бы быстрее? Уже сил нет терпеть.
—Сожми все губы, какие есть, терпи и не говори мне под руку, когда я нарушаю ПДД. Всё, вытряхивайся.
Припарковавшись за домом, строительство которого остановили еще года три назад, я разблокировал все замки в машине и взглядом проследил за тем, чтобы училка не разбила свою башку ни об какой камень или выпавший кирпич.
Пометавший по территории у дома, Олеговна, наконец, нашла сугроб, достойный того, чтобы его обоссали, а затем стала задирать пальто, платье и копошиться под ними дольше, чем мы сюда ехали.
Закатил глаза и отвернулся от дамочки, когда она в реверансе приседала задницей на сугроб.
Примерно через минуту Олеговна вернулась в машину и с самым ученым видом вгляделась в мое лицо через толщу линз.
—Правильно ты села. Правильно,— произнес я, поняв, что она пытается разглядеть в моем лице.— А теперь пристегнись.
—А я не умею,— попыталась она не глядя нащупать ремень безопасности.— Не получается.
—Как ты только до тридцати дожила-то? Из школы сегодня первый раз, что ли, вышла, после того, как в первый класс пошла?— пристегнул я ее.
—Мне двадцать пять,— заявила Олеговна гордо.— И я не живу в школе. У меня своя квартира есть, вообще-то.
—Так вот куда уходят все деньги, что я сдавал на шторки!
—Это миф и клевета,— уперся мне в щеку указательный палец с острым ногтем.— И на шторки я ни разу не собирала с родителей. И я петь хочу. Включите музыку.
—Шальная императрица, дома всё сделаешь. И палец свой убери, пока глаз мне не проткнула,— обхватив тонкое запястье ее почти невесомой руки, положил ее ладонь ей же на колено. Случайно задел ткань платья, отчего разрез обнажил ногу и оторочку чулка.— Ты в курсе, что не по погоде одета? На улице под тридцать, а ты в чулках и пальто весеннем.
—Осеннем, вообще-то,— деловито заявила Олеговна и вернула себе почти приличный вид, спрятав чулок под тканью пальто.
—Выходи,— остановился я у дома, в котором она была прописана.
—Как вы узнали, где я живу?— удивилась учительница.
—На черепе твоего Кондратия погадал. Иди,— отстегнул ей ремень безопасности и открыл дверь.— Сама-то дойдешь?
—Если вы не заметили, то я дееспособная.
Слова-то какие!
Взглядом проследил за тем, как она, гордо скользя по тротуару, подошла к подъездной двери. Уронила связку ключей — раз, другой, третий, шестой… а затем встала на колени и начала рыться в снегу, похоже, окончательно потеряв ключи.
Внутренне сопротивляясь тому, что делаю, я вышел из машины, стянул с себя куртку и накинул ее на уже продрогшую Олеговну, которая сначала отпрянула от меня, а затем признала.
Нашёл ключи, которая она каким-то образом умудрилась подбросить до клумбы, и открыл подъездную дверь.
—Дальше справишься?— протянул ей ключи, мимо которых промахнулась ее рука, а затем, когда я ей вложил связку ключей в ладонь, мимо ступенек промахнулась уже ее нога. Едва успел поймать Олеговну за локоть и дернуть на себя за секунду до того, как ее лицо встретилось с бетоном.— Этаж какой?— выдохнул вопрос ей в лицо.
—Не скажу,— гордо и тупо. Очень тупо.
—Тогда будем гулять по ступенькам, пока не протрезвеешь.
—Прогулки полезны,— с каким-то неадекватным задором взвизгнула Олеговна и стартанула по ступенькам вверх. В этот раз она смачно упала на колени, порвав чулки. Из ранок почти мгновенно начала сочиться кровь.
—Чё ж ты такая рукожопая-то, а?— задался я вопросом и в этот раз подхватил ее на руки.— Этаж? Последний раз спрашиваю.
—Шестой,— дула она мне в лицо вместо того, чтобы дуть хотя бы в сторону своих коленей.
—Тогда какого хрена ты не к лифту пошла, а по ступенькам?
—А лифт тут не работает.
—Только попробуй мне потом хоть что-нибудь предъявить по своему Кондратию,— стал я с ней на руках подниматься на шестой этаж.— За секунду спущу с шестого этажа на первый. Без лифта. Дееспособная, твою мать…
—Я сама открою,— держалась Олеговна за ручку своей квартиры так, будто её ветром как тряпку колыхало.
—Стой, где поставил,— сдвинул я ее в сторону и сам открыл дверь ее квартиры. Первым вошёл внутрь, подсветил стены телефоном и нашел выключатели. Узкая прихожая осветилась ярким светом, и в нее на ногах, как на циркуле, вошла Олеговна, рухнув задницей на мягкий бежевый пуфик.— Ладно. Дальше точно сама дееспособишься.
Сняв с ее плеч свою куртку, оставил ключи от ее квартиры, сумочку и паспорт на полке с флаконом духов.
