Только хочу передать Марику, но он слышит и сам. Прошу еще немного поговорить со мной, только папа не дает. Он забирает у меня мобильник и требует, чтобы быстрее одевалась.
Достаю из шкафа первые попавшиеся брюки и свитер. Расчесываю волосы, завязываю их в небрежный хвост и надеваю сапожки с курткой.
— Отвратительно выглядишь, — пренебрежительно морщится мать. — Решила окончательно пасть до его уровня?
До нее не доходит, а я не собираюсь объяснять, что мне плохо, больно, страшно и вообще не до косметики и нарядов. Меня лишили любимого мужчины, жестоко избив его фактически у меня на глазах. Угрожают убить моего ребенка. А я должна думать о том, как я выгляжу? Серьезно?!
Игнорируя ее, иду за отцом на улицу. Вижу Марата за воротами. Лицо в ссадинах, руки в карманах. Его слегка качает, но он пришел, ждет. Я понимаю, если бы сегодня меня никуда не повезли, Марик проторчал бы тут весь день. Один. Раненый весь. И, похоже, простывший. А потом пришел бы завтра и послезавтра. А ему надо не просто отлежаться. Ему надо в больницу.
Мар улыбается мне. Хочу подойти, но отец удерживает.
— Я сказал, что он поедет с нами, а не то, что я позволю ему находиться рядом с тобой. В машину!
Испуганно смотрю на Марата. Он пересекается взглядом с моим отцом, кивает мне и идет ко второй машине, которую выгнали со двора специально для него.
— Это жестоко, — говорю отцу уже в машине. — Скажи, тебе совсем плевать на то, что я чувствую?
— Если бы мне было плевать, тебе бы уже сделали аборт. Думаешь, я не нашел бы клинику, работающую, например, в ночное время? Да я бы купил ее, Рори, если бы мне было нужно! Но я везу тебя на осмотр, после которого буду принимать решение.
— Я должна быть благодарна?
— Ты считаешь, что нет?
Молчу, отвернувшись к окну. У меня нет сил с ним спорить. Хочу в соседнюю машину к Марату. Уткнуться носом ему в шею и не двигаться.
Мы добираемся до знакомой мне клиники. Не удивлена, что отец привез меня именно туда, где обсуживаемся мы и еще много наших знакомых из моего круга.
Отец отворачивается, а я проскальзываю за его спиной и ныряю в объятия Марата так быстро, что охрана не успевает среагировать. Утыкаюсь носом ему в грудь. Он обнимает. Прижимает к себе бережно, но крепко. Целует в макушку. Я чувствую, как он дрожит, а еще жар даже через одежду. Поднимаю взволнованный взгляд, касаюсь его колючей щеки.
— Ты горишь.
— Это не важно, мечта моя, — улыбается пересохшими губами.
— Аврора! — рявкает отец. — А вы какого хрена стоите и смотрите?! — достается охранникам. Те делают по шагу к нам с Маратом. Я испуганно прижимаюсь к нему сильнее. Отец отрицательно качает головой и машет нам, чтобы заходили.
Я не отпускаю Марика ни на секунду. Его обжигающая ладонь крепко сжимает мою. Он тяжело дышит со свитом и хрипами. Сдерживает кашель и старается приободрить меня взглядом.
Мы даже в кабинет к гинекологу заходим с ним. Отец не хочет скандала на людях, а я пытаюсь использовать каждую секунду, чтобы побыть с тем, без кого не могу дышать.
Меня осматривают, пока Марат ждет за ширмой. УЗИ, результаты анализов и еще какие-то непонятные мне обследования занимают больше двух часов. Врач задумчиво смотрит на принесенные ей результаты, качает головой и при мне говорит отцу:
— Нельзя делать аборт…
В низ живота будто падает пара кирпичей. Значит он собирался. Он лгал мне! Отец читает все по моим глазам. Слышит, как сжимает зубы Марат.
— Мы об этом даже не думали, — вклинивается в разговор.
— Заткнись! — рычит на него отец. — Просто заткнись сейчас! Почему нельзя? — обращается к врачу. — Она просто глупая девочка, сделавшая ошибку. Какие дети в восемнадцать, Надежда Ильинична? Аврора сама еще не выросла! — ударяет кулаком по столу.
— Трофим Игоревич, дело не в этом, — гинеколог спокойно переносит приступ его гнева. — С вероятностью более девяноста процентов последствия аборта станут для вашей девочки необратимыми. Я вам больше скажу, скорее всего, если Аврора выносит этого ребенка, он будет у нее единственным. Я вашей жене ни раз говорила, что за женским здоровьем девочки надо следить так же тщательно, как за собственным. Но что она, что вы с ее слов, считали, что Рори всего лишь ребенок и в этом нет необходимости. Я сейчас не буду вам рассказывать о всевозможных инфекциях и их последствиях. Есть результат. Есть беременность. Ее надо сохранить, если вы не хотите оставить дочь бездетной.
Я сильнее прижимаюсь к Марату в ожидании вердикта отца. Он молчит. Марат хрипло дышит мне в макушку.
— Дайте мне поговорить с Авророй наедине, — просит отец.
Я впиваюсь в руку Марата ногтями. Отец смотрит на меня, хмыкает и отворачивается. Надежда Ильинична поднимается первой. Подходит к нам, гладит меня по волосам, касается лба Марата.
— Пойдемте, молодой человек, я попрошу, чтобы вам вкололи хорошее жаропонижающее, пока вы не потеряли сознание.
— Я не собираюсь за это платить, — говорит ей отец.
— Не переживайте, Трофим Игоревич, это за счёт клиники. Пойдемте. Здесь вашу девочку не обидят, — улыбается Марику мой гинеколог. Я благодарно улыбаюсь ей в ответ. — Мы будем в коридоре, когда вы закончите.
Мар целует меня в висок, тяжело поднимается и пошатываясь уходит за врачом. Мне снова становится холодно и очень страшно. Без его тепла, его поддержки кабинет напоминает морозильную камеру, и я жалею, что не взяла с собой свое одеяло.
— Слушай меня внимательно, Рори, и не перебивай, — начинает отец. — Ты переведешься в другой ВУЗ и продолжишь учебу. Я бы отправил тебя за границу, но мне, как претенденту на серьезный политический пост, желательно, чтобы моя дочь поддерживала свою страну, поэтому ты никуда не уедешь. Я просто переведу тебя на заочное. Ты должна получить диплом. Твоя жизнь с этого момента ограничена следующим маршрутом: учеба по необходимости, клиника, психолог, которого я тебе выберу, прогулки во дворе, дом. Новый телефон, новый номер. И никакого Марата! Я запрещаю видеть его, говорить про него. Твой ребенок будет носить нашу фамилию и мое отчество. Если родится, — помолчав пару секунд, добавляет он.
— Но Марат отец и я… — голос дрожит. Я не могу как мама, быть снежной королевой. Во мне кипит столько эмоций и мне так больно от них. Они рвутся наружу очередной порцией слез.
— Он донор для моего внука и наследника. Я проверю всю его родословную и генетику до десятого колена. Надеюсь, там не будет сюрпризов в виде заболеваний. Только внука — дауна мне не хватает.
— Папа! — подскакиваю я.
— Сядь. Я не закончил, — плюхаюсь обратно на стул. — Сейчас мы выйдем отсюда, я дам вам поговорить. Ты сама объяснишь ему, чтобы держался от тебя подальше. Скажи, что ошиблась в своих чувствах, что он не нужен тебе. Без него тебе будет лучше и это, Рори, чистая правда. Ты потом скажешь мне спасибо, когда встретишь нормального, достойного тебя мужчину, способного тебя обеспечить. И, — жестко усмехается отец, — принять тебя с ребенком. Ты сейчас думаешь, что я тебе враг, малышка. Это не так. Я всегда буду заботиться о своей маленькой девочке и ограждать ее от ошибок, как бы иногда жестоко не приходилось для этого действовать.
