— Я не смогу ему такое сказать. Папа, да как ты не понимаешь, я люблю его! — снова подскакиваю с места.
— Как я уже сказал, это можно вылечить. Я найду хорошего специалиста. А выбора, малыш, у тебя нет. Точнее есть, — хмыкает он. — Либо ты делаешь так, как я говорю, либо пойдешь на аборт, а твой Марат будет мертв, — мне становится плохо. — Я не шучу, детка. Большой бизнес — это не всегда переговоры и дорогие костюмы. Я оберегал тебя от этого восемнадцать лет. Но ты ведь теперь взрослая, — смеется он. — Так что я говорю открыто. Ты и твой, — подчеркивает, — ребенок и живой Марат максимально далеко от тебя. Или…
И я понимаю, что он не шутит. Слишком хорошо помню, как били Марика прямо в нашем доме.
Подхожу к окну, впиваюсь пальцами в подоконник и переношу вес на руки, чтобы не упасть. Там снег. Нахохлившаяся птичка сидит на голой ветке и не подозревает, что на ее глазах решается судьба сразу нескольких людей.
Конечно, я выберу жизнь. Жизнь для Марата, жизнь для своего ребенка. Отец уже знает, что я согласна, но все равно ждет, когда я скажу это вслух. Сидит у стола гинеколога, постукивает по нему пальцами и давит на меня взглядом.
— Я согласна, — озвучиваю то, что он хочет услышать.
— Умница, — отец встает, подходит ко мне, проводит ладонями по плечам. Я съеживаюсь от ужаса происходящего, а он целует в макушку. — Обещаю, малыш, со временем станет легче. Все наладится, и ты обязательно будешь счастлива. По-настоящему счастлива. Я люблю тебя, малышка Рори. Моя маленькая, такая долгожданная девочка, которая вдруг решила вырасти. Пойдем. Я отвезу вас в хороший ресторан, где вы поговорите. А потом мы поедем домой, я куплю тебе мороженое и любой подарок, какой ты захочешь, как мы делали в твоем детстве, когда ты грустила. Помнишь?
Глава 22. Наверное, именно так выглядит смерть
Глава 22. Наверное, именно так выглядит смерть
Марат
После укола мне и правда быстро полегчало. И денег с меня категорически не взяли, хотя я предлагал.
Все посторонние мысли покинули мою голову, как только из кабинета гинеколога вышел отец Авроры. Один. Хочу войти к ней, но передо мной моментально вырастают два охранника. Отец Ро равнодушно мажет по мне взглядом и садится на диван.
— Пустите меня к ней, — прошу парней.
— Сядь! — холодно осаживает Стоцкий. — Аврора выйдет через пять минут.
А я не могу! Ни сидеть, ни стоять. Забыл о том, что у меня все болит и та пара часов, что мне удалось поспать, сил ни хрена не прибавила. Я держусь на топливе по имени «Аврора». Мысли о ней, страх за нее не дают упасть и сдохнуть сию же секунду.
Похуй на то, что мои метания раздражают ее отца. Хожу вдоль стены все время глядя на закрытую дверь кабинета и насмехающихся надо мной охранников. Интересно, если попытаться вырвать им сердца, им будет так же весело?
Пять минут — это очень долго без нее в данных обстоятельствах. Я разбиваю их на секунды и считаю. Время становится материальным, ощутимым. Там легче.
Дверь открывается и выходит она. Моя бледная мечта с совершенно затравленным, несчастным взглядом. Глазки покраснели, губы пересохли. Ро похожа на приведение. И мне совсем не нравится то, как это приведение на меня смотрит. Под ребрами начинает колоть от слезинки, сорвавшейся с ресниц, от того, как она пытается проглотить остальные, как отводит взгляд и смотрит теперь только себе под ноги.
— Мы едем? — поднимается Стоцкий. Ро кивает, проходит вперед, следом охрана, потом ее отец все так же, в телефоне. А за ними я.
Всей делегацией выходим на улицу. Меня отправляют к той машине, на которой привезли сюда. Аврора садится с отцом в другую. Ничего не понимая, смотрю, как они отъезжают первыми.
— Куда мы? — спрашиваю у водителя.
— В ресторан, — холодно отвечает он и больше не говорит со мной.
Уперев затылок в подголовник, прикрываю глаза. Что это был за странный взгляд? Она будто… Прощалась? Нет. Да ну нахер? Это моя температура и события последних суток. Не может этого быть. Просто не может.
Паркуемся. Выхожу из тачки. Авроре помогают. Отца ее не видно, и я сразу же этим пользуюсь. Охрана не тормозит. Обнимаю ее, а она меня в ответ нет. Всхлипывает, шмыгает носом, вдыхает мой запах с куртки и не шевелится.
— Мечта моя, что случилось? Что он сказал тебе? — беру ее лицо в ладони, заставляю смотреть на себя. Она опускает ресницы и уводит взгляд куда угодно, чтобы только не встречаться с моим.
— Здесь холодно, — ее голос звучит совершенно безжизненно. — Поговорим в ресторане.
— Конечно, — целую ее в макушку, беру за руку и веду за собой.
Для нас успели заказать отдельную кабинку. Приветливый хостес провожает, официант приносит меню. Мы заказываем только по чашке чая с лимоном. Сидим друг напротив друга, а хотелось рядом. Через стол тянусь к ее руке. Ро отдергивает свою. Отрицательно качает головой и жует губы, чтобы не плакать, но у нее не получается. Я сегодня столько ее слез увидел. Мне на всю жизнь хватит. Хочу, чтобы улыбалась. Ей нужны положительные эмоции. Нашему малышу нужны.
Оставив куртку на своем диване, все же пересаживаюсь к Авроре. Она вздрагивает и отодвигается.
— Сядь туда, пожалуйста, — просит едва слышно.
— Да что такое?! Ты можешь мне объяснить?! — психую, потому что нервы уже не вывозят все это. И слезы ее как серпом по яйцам. Сделать нихера не могу! Отвратительное чувство. Ненавижу его!
— Не кричи на меня.
— Я не на тебя. Я вообще.
— Марат, — она делает глоток из своей чашки, — спасибо за два чудесных месяца…
— Не смей! — у меня под кожей начинают рваться мышцы и вены. Адски больно. Грудь сдавило от такого начала разговора.
— Не перебивай меня, — снова безжизненно и глухо, будто и не мне. — Было здорово, весело, экстремально. На этом все. Я поняла, что ошиблась. Это был просто каприз, протест, как говорила Эльмира Алишеровна. Мы зашли слишком далеко. Наши миры никогда не пересекутся. Что ты можешь дать моему ребенку? Ты едва сводишь концы с концами. И пьющая бабушка ему тоже совсем ни к чему.
— Твоему ребенку? — хриплю я, старательно игнорируя остальное. — Что ты вообще несешь, Ро?! Это идея твоего отца? Малыш, ты решила подчиниться? Что он пообещал тебе? Он угрожал? — меня кроет. Я подрываюсь с дивана, падаю перед ней на колени, беру за руки, она выворачивается и отодвигается. Не смотрит на меня. Плачет, глядя в свою чашку с чаем.
— Нет, — крутит головой и прячется от меня за волосами. — Ты стал моей ошибкой. Этой своей блажью, временным порывом я перечеркнула свое будущее. Не знаю, смогу ли все исправить теперь. Если ты хоть немного любишь меня. Ты ведь говорил, что любишь. Исчезни. Не приходи. Не преследуй. Забудь обо мне.
— Я не верю тебе, Ро. Не верю, слышишь?! Скажи, что потребовал отец и мы придумаем…
