Распускаю ремень на джинсах. Вытаскиваю его, бросаю на пол и ложусь. Веки тяжёлые. Бухло допито. Мне легче. Потушил.
Я разберусь со всем обязательно. Работать сейчас придется больше, но моя цель стоит того, чтобы положить голову на рельсы и рискнуть. Я все отдам за своего пацана. И ему отдам все, что у меня есть и все, что еще смогу заработать. И ей отдам, если попросит.
Она не попросит. Там теперь Егор. Я не нужен...
Засыпаю под эти тяжёлые мысли. Мне снится свадьба. Мечта моя безумно красивая, вся в белом. Это не наша с ней свадьба. Ее. Меня в ее жизни нет уже три года. Если бы не Мия между нами, я бы давно свихнулся, потому что не понимаю, как можно отказаться от части себя — ребенка. В меня вложили, наверное, что семья — это сверхценность, ее надо оберегать, о ней заботиться. Поэтому мне так сложно. У меня больше нет семьи. А я хочу.
Бьется стекло, и я подскакиваю на диване, глядя по сторонам дикими глазами. Где я? Что я? Что разбилось?
Ловлю вертолеты, впиваясь пальцами в обивку дивана. За окном светло. Нихера не могу сориентироваться. Все кружится и плывет. Дерьмовый был коньяк, хоть и дорогой. Или это другое похмелье. Просто хлебнул старых эмоций вчера и вот, болею.
Слышу, как снова звенит стекло. В этот раз иначе. Значит не приснилось.
Тяжело поднимаюсь и покачиваясь, иду на звук. На кухне Лелька зло метет с пола прозрачную крошку. Вздрагивает, уперев взгляд в мои босые ступни. Медленно разгибается. Швыряет веник на пол. В глазах стоят слезы. Я вроде не косячил перед ней.
— Что случилось? — хриплю, делая шаг вперед.
Не отходит. Пальцами вытираю слезы. Морщится от моего дыхания с перегаром.
— Извини, — отхожу, чтобы не дышать на нее.
— Ты опять ходил туда? — ревниво смотрит на меня Леля.
Мою историю она знает. Я хотел честных отношений и вывалил ей правду. Ту, что существовала для меня на тот момент. За вчерашний день все сильно поменялось. Я еще сам не успел адаптироваться к происходящему.
— Ходил, как и каждый месяц до этого на протяжении трех лет.
— Зачем ты туда таскаешься? Зачем?! Твоя семья здесь, Марат! — крупные слезы текут по красивому лицу размазывая макияж.
— Моя семья там, где мой сын. Ты знала об этом. Я никогда не скрывал.
— Значит она, — намеренно не называет Аврору по имени, — тоже твоя семья? Его мать. Да, Марат?!
Прохожу мимо нее, перешагнув через труп стакана, беру сигареты с подоконника, надеясь, что меня не вывернет с первой же затяжки.
— Значит тоже, — приоткрываю форточку и прикуриваю.
Моментально начинает штормить и сильно тошнит. Вторую затяжку я сейчас не вывезу. Очень хотелось. Сутки начиная с двадцать пятого обычно всегда тяжелые, но в этот раз мое похмелье что-то особенно жестоко.
— А я? Как же я, Мар? Как же год наших отношений? Кто для тебя я?
— Не знаю, — пожимаю плечами, решая быть честным до конца.
— Она всегда будет стоять между нами? — Леля упирается бедрами о стол.
Смотрю на нее. Ну красивая же девочка. Хозяйственная, заботливая. Не дура. Что мне надо?
Она просто не Аврора. Это единственный ответ на мой вопрос. Я однолюб. Супер. Поздравляю себя и не понимаю, как с этим жить. Видимо, новый диагноз. Или тот же, что я поставил себе в отношениях с Ро, просто за годы он дал осложнения.
— Нас, наверное, больше нет, Лель, — смотрю ей в глаза. Зрачки пульсируют, слезы продолжают вытекать, оставляя размытые черные дорожки на лице. — Не получается у меня. Я пытался.
— Пытался? В смысле, ты пытался?! Ты просто трахал меня этот год, пытаясь забыть бывшую, которой нахрен не нужен?! — от возмущения и обиды у нее дрожат губы.
— Выходит, что так, но не только.
— Не только… — болезненное эхо.
— У нас были отношения. Мы оба работали над ними. Не получилось. Для меня это работа, Лель. Ежедневная программа, код, который я пишу в своей реальности. Последовательность действий, которые необходимо совершать, чтобы то, что у нас есть, было похоже на отношения. Я не могу так больше. Лучше один. И тебя не мучить. Ты классная. У тебя все охуенно будет, но не со мной.
— Ты любишь ее? — всхлипывает она.
— Только ее. И нашего с ней сына. Прости.
Мне прилетает по роже. И еще раз. Голова дергается. В ушах снова шумит. Третий замах перехватываю, притягиваю Лельку к себе. Она сопротивляется, пинает меня по колену. Локтем попадает по многострадальным ребрам. Рычит, хрипит. Резко успокаивается и только ревет, уткнувшись в мое голое плечо.
— Я ненавижу тебя, Шторм! Ненавижу!
— Знаю. Прости меня. Надеюсь, однажды сможешь.
Леля уходит в комнату, а я сам собираю на совок осколки. Иду в нашу единственную комнату. У шкафа раскрытый чемодан. Она кидает в него свои вещи.
— Если тебе нужна будет помощь…
— Иди к черту, Марат!
— Понял. Молчу. Как будешь готова, скажи. Я такси вызову. Не могу сегодня за руль. Не протрезвел еще.
Через час в прихожей яркий чемодан, две сумки, пакеты, женская сумочка, набитая всякой мелочью и заплаканная Леля. Такси ждет внизу. Прошу мужика подняться, помочь мне спустить вещи. Влезаю в тапки на босу ногу, на голый торс накидываю куртку и спускаюсь на улицу. Загружаем багажник.
Леля злится, но позволяет поцеловать себя в лоб на прощание.
— Прости, — шепчу, касаясь губами теплой кожи. — Мне правда жаль. Думал получится.
Помогаю ей сесть в машину. Захлопываю дверь и смотрю, как уезжает.
Поднимаюсь к себе. В квартире теперь пусто. Все еще пахнет женскими духами. Чужими для меня.
Ничего не получилось…
Делаю себе крепкий чай. Иду искать телефон. У нас полдень оказывается уже. С Яровскими минус два часа, у них десять. Звоню.
— Здарова, — раздается бодрое в трубке. — Живой?
— Проспался вроде. Братишка, мне помощь нужна, — перехожу сразу к делу. — Мать к вам отправлю. Сможете принять и присмотреть, пока я тут разгребаю? Стоцкий угрожает. Не хочу, чтобы она попала под каток моих личных проблем.
— Говорил с ним? — напрягается Лекс.
— Случилось вчера. Мило побеседовали. До сих пор зубы сводит. Ты поможешь?
— Че за дебильные вопросы, Мар? Мне прилететь?
— Нет. Я пока сам. Не тот человек, под которого я готов кого-либо подставить. К тому же из нас троих я единственный, кому нечего терять. Сын обо мне не знает. Сдохну, для него ничего не изменится. Но я все же попытаюсь побороть ублюдка и забрать Дениса.
— Может я все же прилечу?
— Нет, Лекс. Это только моя война. Тылы прикрой. Остальное я сделаю сам.
