Я выхожу во двор, щурюсь под лучами яркого солнца. Глаза начинают слезиться. Обхожу дом, скрестив руки на груди. Чувствую себя раздавленной, от энергии, что бурлила внутри меня вчера, не осталось и следа. Я не знаю, как теперь с Давидом себя вести. Какая у него будет реакция на то, что было между нами? Посмеется? Начнет язвить? Или сделает вид, что ничего не случилось? Последнее было бы предпочтительней.
Я все еще помню его поцелуи, ласки, шепот. Но определенно точно знаю, что этого больше не повторится. Всего одна ночь. На этом все.
—Я готова ехать, если что,— обращаюсь к нему без приветствий, оставаясь снаружи абсолютно невозмутимой. Топор врезается в полено, щепки разлетаются по сторонам.
Давид крепче перехватывает ручку топора, поворачивается в мою сторону. Напряженно вглядывается в мои глаза.
—Сейчас помоюсь и поедем. Не хотел будить тебя. Как самочувствие?— Он скользит по мне взглядом, но никаких шуточек по поводу того, что вчера я напилась, не поступает.
—Нормально. Еще на кладбище заехать нужно.
Он делает несколько шагов ко мне. Протягивает руку, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не отпрянуть. Давид поправляет мои мокрые волосы, заправляет за ухо прядь. Смотрит так странно. С тоской в глазах. Меня начинает потряхивать от его близости, от его тяжелого дыхания.
Его грудь влажная от пота. Так и хочется запустить пальцы в его темные волосы. Очертить каждую мышцу.
Я прочищаю горло, отступаю назад. Передергиваю плечами, и этот жест не остается незамеченным. Его губы выгибаются в усмешке.
—Кто сегодня будет меня охранять по возвращении в город? Я вчера не сбросила тебе расписание. Мне нужно пройтись по магазинам. Завтра тот дурацкий благотворительный вечер,— кривлюсь я, отстраненно смотря вдаль.
—Богдан,— равнодушно произносит он, копируя мои интонации. Потом идет к пристройке, той самой, где мы на луну смотрели и коньяк распивали, прячет топор и сдергивает с ветки дерева свою футболку.
—Через пятнадцать минут буду готов,— бросает мне.
—Я пока в огороде буду, нарву полевых цветов.— Указываю на участок за домом, который давно не обрабатывается и зарос.
—Только далеко не отходи,— с сомнением смотрит вдаль Давид. А потом скрывается за углом дома.
Я замечаю, что у меня подрагивают пальцы. Делаю глубокий вдох, прикасаюсь пальцами к губам, что все еще горят от его поцелуев. Потом тяну на себя хлипкую калитку. Пока рву цветы, постоянно оборачиваюсь назад. Все смотрю на дом, пытаясь понять мысли и действия Леонова. Он как был для меня нечитаемым, так и остался.
С охапкой цветов возвращаюсь обратно, кладу их на капот машины, сама же спешу собрать в рюкзак свои вещи. Открываю входную дверь и впечатываюсь прямо в грудь Давида. Отскакиваю, словно ошпаренная. Он смотрит на меня с досадой, сжимает губы в тонкую линию, но при этом взглядом меня пожирает.
—Вещи свои заберу,— зачем-то поясняю ему.
Давид кивает, потом вслед говорит:
—Еду из кухни забери, выбросим по дороге. Холодильник я отключил.
Киваю — не уверена, заметил ли это он. В последний раз смотрю на кровать, где все случилось, усмехаюсь, когда замечаю у ножки носок Давида. Мужики. Что с них взять?
Собираю свои вещи, по пути к выходу захожу в кухню, на скорую руку мою чашку, что осталась в раковине, беру пакет с едой. Перекрываю воду, отключаю электричество и выхожу во двор. Давид уже открыл ворота и завел двигатель. В салоне прохладно: работает кондиционер.
Давид никак не комментирует то, что я забралась за заднее сиденье. Цветы, кстати, тут же. Из-за них салон наполнился горьковато-сладким ароматом.
—Ничего не забыла?— Смотрит на меня через зеркало заднего вида.
Мотаю головой, сжимаю в руке мобильник.
—Тогда поехали.
На кладбище мы находимся недолго. Давид остается у ворот, прислоняется к капоту автомобиля, курит. Неотрывно наблюдает за тем, как я иду между оградок, выискивая взглядом высокий памятник на могиле матери.
Слезы сдавливают горло. Я кладу цветы на могилки, присаживаюсь на скамейку. Молчу. Маму я не знала, но вот бабушка… роднее нее человека на всем свете не было. Все мои детские воспоминания с ней связаны.
Вытираю ладонью слезы, которые так и не удалось сдержать. Неотрывно смотрю на черно-белую фотографию, лаская взглядом родные черты.
Кто-то убирает на могилках — скорее всего, отец местным платит за это. Это хорошо, потому что я боялась, что здесь все травой поросло.
—Пока, мама. Пока, ба. Не знаю, когда еще смогу навестить вас. Не обижайтесь на это,— тихо шепчу я, прислоняясь лбом к прогретой жарким солнцем мраморной плите. Потом иду обратно.
Давид все так же тактично ждет меня, давая время, чтобы побыть наедине с мыслями. Когда приближаюсь к нему, он встревоженно заглядывает мне в глаза, замечая слезы. Я киваю ему, давая понять, что все хорошо. Забираюсь на заднее сиденье и ничего вокруг не замечаю, пока не добираемся до города.
—Спасибо.— Хватаю свой рюкзак, желая как можно быстрее оказаться на приличной дистанции от Леонова. Рядом с ним все давит, рядом с ним спокойствие покидает меня.
—Погоди.— Он хватает меня за руку, не давая покинуть салон автомобиля.
Я поднимаю на него вопросительный взгляд. Смотрю прямо в глаза. Смело. Вызывающе.
—То, что было между нами…— начинает он, но я быстро его перебиваю:
—То, что было между нами вчера, навсегда останется в том доме. Мне просто не хватало эмоций, ты мне их подарил. На этом все,— раздраженно говорю я и выдергиваю свою руку из его захвата.
Давид не бросается догонять меня. Поэтому я замедляю шаг и, не оборачиваясь, иду к дому. Только сердце учащенно бьется, выдавая мое волнение, и лопатки жжет от его взгляда, направленного на меня.
Глава 25. Лера
В черном брючном костюме я смотрюсь старше своих лет. Но мне идет. Подчеркивает длинные ноги, широкие бедра и тонкую талию. Я подвожу глаза, наношу последний штрих — бесцветный блеск. С ним губы кажутся пухлее, сочнее и соблазнительней.
Поправляю прическу и достаю шкатулку с драгоценностями. Под мой наряд подойдет набор от Тиффани. Кольцо, браслет, серьги и колье. И все это из платины с бриллиантами. Наличие охраны, приставленной ко мне сегодня, будет оправданно. Если меня обчистят, хватит не только на квартиру в центе города, можно даже тачку хорошую купить.
Это подарок отца. До этого дня я ни разу его не надевала. Слишком дорого, да и случая не было. Не пойду же в ночной клуб с девочками, обвешанная брюликами? Эти украшения из тех, что дарят близким людям ради выпендрежа перед другими. А потом закрывают в сейфе и время от времени достают, чтобы полюбоваться и пыль протереть.
Я, когда улетала после аварии, все здесь оставила, думала, больше не прикоснусь, но вот и повод случился.
