Но и в то же время мне приятно. Приятно, что ревнует, а это абсолютно точно была ревность. Приятно, что я его все еще завожу. Приятно, что дурман голову вскружил не только мне. Приятно оттого, что теперь и я могу делать ему больно, играть на чувствах, эмоциях.
Я видела, как приехал отец, видела, что Давид тоже где-то на территории дома, именно поэтому мне не спится. Лежу под одеялом, включив кондиционер на максимум — дурацкая привычка последних лет,— и прислушиваюсь к звукам в доме.
Время уже за полночь, все давно спят. Настя еще час назад мимо моей комнаты процокала на каблуках. Папа с Юлей что-то очень громко обсуждали, но их голоса затихли, скрывшись за дверью спальни в конце коридора.
Я переворачиваюсь на бок, нужно было смыть косметику, но сил нет. Закрываю глаза, пытаясь уснуть, но тщетно: слишком много мыслей в моей голове, а еще меня уже несколько часов не оставляет жгучее желание. С того самого момента, как вышла из уборной следом за Давидом.
Тонкая ткань трусиков щекочет и при каждом движении распаляет меня все сильнее. Я свожу ноги вместе, прикусываю изнутри губу. Но ничего не помогает, горю изнутри.
—Черт бы тебя побрал, Леонов,— шиплю я и теперь поворачиваюсь на спину. Все никак место себе найти не могу.
Сгибаю одну ногу в колене. Не помогает. Ночник над кроватью раздражает, тянусь к нему и выключаю свет, погружая комнату в темноту. А потом не выдерживаю: откидываю край одеяла в сторону и запускаю руку в трусики.
Грешница. Самая настоящая.
—Ох,— вырывается стон из моего горла. Сейчас бы мужчину рядом. Нет, не мужчину, а Давида. Именно его.
Я прикрываю веки, прикусываю губу, чтобы изо рта больше не вылетали пошлые звуки, и ласкаю себя, представляя, что это не мои пальцы кружат по клитору, что не мои пальцы проникают внутрь.
Еще чуть-чуть — и сгорю дотла, получив желаемое освобождение. Я так увлекаюсь, что не замечаю ничего вокруг. Звуки, свет от уличных фонарей, что проникает в комнату,— все исчезает. Поэтому, когда чувствую на себе прохладную чужую руку, вскрикиваю от испуга и замираю. Возбуждение разлетается осколками.
Вторая рука закрывает мне рот, заставляя заткнуться и лечь обратно. Я делаю рваный вдох, и в ноздри проникает знакомый мужской аромат. Паника быстро сменяется недоумением. Как я могла увлечься настолько, что пропустила момент, когда в мою комнату вошел Давид?
—Что ты здесь делаешь?— срывающимся голосом спрашиваю я, когда он меня отпускает.
Я пытаюсь натянуть на себя одеяло, но Давид не дает — сбрасывает его на пол, лишая меня защиты. Молюсь, чтобы свет не включал, не хочу, чтобы ноги мои увидел.
Он одним коленом упирается в матрас и склоняется ко мне. Я задерживаю дыхание.
—А ты что делаешь?— тихо шепчет почти в самые губы и усмехается.— Продолжай, я не буду мешать,— словно змей-искуситель говорит мне. А потом берет мою руку и кладет поверх трусиков.
Я дергаюсь, но бесполезно. Мне безумно стыдно, что он застал меня вот так. Хочется спрятаться и чтобы он ушел.
—Отпусти.
Но Давид никак не реагирует на мои попытки его оттолкнуть. Продолжает свою игру.
—Что ты представляла, Лера? Что тебя так возбудило?
—Дамир. Дамир меня возбудил,— зло шиплю ему в лицо, от обиды и досады хочется расплакаться. Это не предназначалось для его глаз.— То, как он прижимал меня в танце и как шептал всякие грязные словечки.
Свою ошибку я осознаю только после того, как произношу эти слова вслух.
Давид резко отстраняется от меня, поднимается на ноги. Между нами словно арктический холод постелился. Напряжение стало почти осязаемым. Я не могу даже пошевелиться. Замерла, наблюдая в полутьме за мужчиной.
—Врешь,— после молчания длиной в целую вечность заключает он сухо. А потом резко начинает расстегивать пуговицы на рубашке. Одну за другой.
Я вся дрожу. То ли от страха, то ли от предвкушения. Знаю, что будет дальше, и знаю, что нежности этой ночью от него не стоит ожидать.
Звякнула пряжка ремня, натягивая нервы до предела.
—Что ты делаешь?— задрожала я, сглатывая собравшуюся во рту слюну.
—Еще раз спрашиваю: что заставило тебя так возбудиться?— наклонившись ко мне, жестко спрашивает он. И в этот раз я не смею ему врать. Чувствую, что он на пределе и лучше отвечать честно.
— Ты,— тихо, едва слышно, но Давид услышал звук моего поражения.
—Что именно?— Я чувствую, как его твердость упирается мне в бедро. Он уже готовый. Трется об меня.
—Мысли о тебе,— дрожащим голосом произношу я, из последних сил стараясь удержать мысль за хвост.
Его рука легла на живот и поползла под майкой выше, вызывая внутри меня миллион мурашек. Я делаю глубокий вдох и забываю, что нужно выдохнуть.
—Какие мысли, Лера?
—Разные. Неприличные.
—Я весь внимание.
Давид нависает надо мной. Он полностью обнаженный. Пришел завершить то, что мы начали несколько часов назад.
—Давид, прошу…
—Хорошо, я помогу тебе. Что я делал в твоих фантазиях? Целовал тебя?— Он нежно проводит подушечками пальцев по моим скулам.
—Угу.
—Вот так?
Он склоняется ко мне, накрывая своими губами мои. Его запах дразнит, а язык, который так мастерски завладевает моим ртом, заставляет вновь вспыхнуть от желания.
—Угу,— мычу, когда он отстраняется, чтобы вновь начать мучить меня своими вопросами.
—Что еще? Ласкал тебя?— Мое лицо обдает горячим дыханием мужчины, я судорожно глотаю воздух и свожу ноги вместе. Потому что предательская влага уже начала растекаться по моим трусикам.
—Да.
Я выгибаюсь дугой, когда его пальцы проникают под трусики, поглаживают, размазывают влагу. Это то, чего я так сильно хотела.
—Кто был сверху: я или ты?
—Ты,— признаюсь честно.
—Хорошо,— последнее, что он говорит перед тем, как вновь вторгнуться языком в мой рот.
Его жесткая щетина царапает кожу, губы безжалостно терзают мой рот, а язык входит все глубже и глубже. Я чувствую, как теку на его пальцы. Свожу ноги вместе и громко стону, когда один из них проникает внутрь, а второй надавливает на чувствительную точку на клиторе.
