—Что мне обуть?— вопросительно взглянула на мужчину.
—Сейчас,— наклонился поднимая с пола коробку и вручая её Вере.
Удивил… ничего не скажешь.
Она подняла крышку и недоумённо заглянула внутрь. Там были ботинки. Чёрные кожаные ботинки на толстой подошве и плоском каблуке.
—Спасибо,— решила не задавать лишних вопросов и быстро обулась. С размером он угадал.
—Подожди,— тихо произнёс, отворачиваясь,— надень.
В протянутой руке он держал шапку. Обычная чёрная шапка. Кажется, мужская.
—Зачем?
—Там действительно холодно. Не хочу, чтобы ты заболела.
Эта забота… выбивала почву из-под ног. Вера несколько секунд смотрела на шапку. Думала отказаться, но Виктор её опередил. Не спрашивая её согласия, сам натянул шапку на её голову, и добавил:
—Без шапки из дома ты не выйдешь.
Спорить тут же расхотелось. Вздохнув, она понуро опустила плечи и зажмурила глаза. К чему этот спектакль? Он хочет показаться добрым и заботливым? Только зачем? Да и не выйдет у него ничего. Только не после того, как она собственными глазами видела фото, где он целится человеку в голову.
Виктор не соврал. И не преувеличил. Ветер был не просто холодным. Он был ледяным. Почти арктический холод. Слишком холодно для осени. Вера отвернула воротник своего пальто, чтобы спрятать шею. Руками придерживала тот, чтобы не опустился обратно.
Пальцы заледенели…
А о перчатках он не подумал?..
Виктор неторопливо спустился по немногочисленным ступеням и дождался, когда Вера окажется рядом. Предложил ей свой локоть, но упрямица отказалась. Точнее, проигнорировала этот жест.
Спрятав ухмылку он кивнул в сторону узкой дорожки. Прогулка будет недолгой. А вот разговор их может затянуться.
—Ты ждёшь, когда я сама спрошу про новости?— внезапно заговорила, поворачивая к нему лицо.
Насупила брови, выказывая своё недовольство и нетерпение.
—Тогда я начну с хорошей.— устало произнёс Виктор. Вымотался. Ноги неприятно гудели от продолжительной ходьбы. Хотелось как можно скорее принять душ и принять горизонтальное положение.— Ты же не против?
—Начинай,— холодно ответила, пожимая плечами.
—Я отпущу тебя,— на выдохе,— завтра.
Вера остановилась. Распахнула глаза, недоумевая. Не веря своим ушам. Смотрела на него так, словно впервые видит. Её бровки в изумлении скользнули на лоб, собирая пару морщинок. Длинные ресницы дрожали.
—Ты же не шутишь сейчас?— на миг ей показалось, что перед ней вовсе не злодей. Не убийца и не манипулятор. А человек. Человек, который знает что такое сочувствие и жалость. Человек, у которого есть сердце. Бьющееся, тёплое. Живое.
—Не шучу,— уголок его губ слегка дрогнул,— ты рада?
Она была настолько рада, что почти проглотила язык. Открывала рот и снова закрывала. Разве это может быть правдой? Так просто? Просто возьмёт и отпустит?
—И… всё?— отпустила воротник и засунула замёрзшие руки в карманы пальто.— Я свободна? Мне не о чем волноваться?
—Не без нюансов, конечно…
—Я ничего не видела. Клянусь, что забуду всё то, что видела…
Она снова была готова расплакаться от переполнявших её эмоций. А он заворожённо наблюдал за тем, как с её губ срывается молочный пар.
—Ты должна меня выслушать, Вера. И попытаться принять.
Тотчас увидел возникшее напряжение во взгляде напротив. Вот… сейчас будет самое сложное. Именно поэтому он и подстраховался.
И вряд ли она будет в восторге.
—Что?— подняла плечи, пряча шею от ветра.
—Ты поедешь к своим родителям. Скажешь, что с тобой всё в порядке. Успокоишь их и себя заодно.— его голос эхом звучал в её голове,— они не должны волноваться и сходить с ума. Поэтому, я отпущу тебя для того, чтобы ты их навестила…
Вера некоторое время молчала. Её взгляд приковался к его рту. Пока он говорил, успел достать сигарету и, зажав её между губами, закурил. Выпустил в сторону серое облако дыма и, держа сигарету возле лица, слегка прищурился. Ждал её реакции, готовый, кажется, ко всему…
—Навестила?— наконец, Вера смогла вымолвить хоть что-то.— А дальше?
Между её бровями залегла глубокая морщина. Губы сжались, а подбородок пару раз дёрнулся.
—А дальше ты снова вернёшься сюда.
Снова затянулся, уводя взгляд ей за спину. Разрывая зрительный контакт и позволяя себе глубоко вздохнуть. Скоро грянет гром…
—Ты…— начала говорить, но замолчала.
Виктор снова посмотрел на девушку. Вот они… слёзы. Скопились в уголках глаз, готовые вот-вот сорваться вниз и нарисовать на бархатистой щёчке кривую влажную линию.
—Да,— равнодушно,— я.
Иллюзия. Она так быстро исчезла. Растворилась в сумерках и оставила после себя неподъемную тяжесть в области груди. Человек? Нет… и сочувствием там даже не пахнет.
—Что тебе нужно от меня? Ты хочешь, чтобы я поехала к родителям и успокоила их?!— Вера смахнула с ресниц слезинку,— а что я должна им сказать? Что я, по-твоему, должна им сказать, чёрт побери?!
Неожиданно девушка толкнула его в грудь. Сильно. Так сильно, как только могла. Он лишь слегка покачнулся. Стиснул челюсти, и она увидела как на его лице зашевелились желваки.
—Это мы с тобой и должны обсудить,— прохлада в его голосе говорила ободном: он не пойдёт на уступки. Он принял решение, и ей не удастся его переубедить.
***
Оторвавшись от дождя за окном, Виктор всё же отошёл от окна и приблизился к камину. Опустился на корточки, протягивая похолодевшие пальцы к огню и чувствуя как тепло медленно пробирается под кожу, отзываясь мелким покалыванием под ногтями.
Со второго этажа всё ещё доносился её крик. Он уверен, что она там живого места не оставила. И ведь не боится…
Как она это делает?
Непредсказуемая. Смелая. И такая слабая.
Вдохнув, мужчина провёл потеплевшими пальцами по коротким тёмные волосам и, растерев ладонью лицо, поднялся на ноги.
Она перебесится. Успокоится. Примет ситуацию.
Какое-то время она будет здесь. Он не знал, как долго. Как и не знал, кто был в его доме. Им всё ещё не удалось ничего выяснить. Сработано слишком чисто. И вывод напрашивается сам собой: двери были не закрыты неслучайно. Это сделали намеренно. Кто-то хочет, чтобы он начал рыть. Этот кто-то хочет, чтобы Виктор изводил себя, в попытках найти искомое.
Он связался с Марком — мужем своей сестры. И их недолгие переговоры не привели ни к чему, за можно было бы зацепиться. И поэтому Виктор нервничал всё больше. С каждым днём напряжение усиливалось.
