Книга Дети августа, страница 19. Автор книги Алексей Доронин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дети августа»

Cтраница 19

—Руби!

И этот звук, который он запомнит надолго… Когда Димон повернулся, ножи уже поднимались, окровавленные. Головы не отлетели, но из перерезанных шей кровь забила фонтанами, часть в пакеты, а часть убийцам на сапоги. Тела попадали на землю. У троих или четверых головы удержались только на хребтах, и крови натекло, как из кабанов.

Окурок увидел, что Гога, смотревший на казнь своих людей круглыми от ужаса глазами, вдруг обмяк и начал заваливаться, повиснув на прутьях решетки.

«Кондрашка хватила»,— подумал мужик.

Но нет, тому не повезло умереть — он просто потерял сознание. Двое «бешеных» сразу вылили на него полведра воды, приведя в чувство. Гога подскочил, дико озираясь. Судя по взгляду, старикан был в шаге от помешательства. Еще немного, и не будет понимать, где он и кто. В его случае это было бы везением.

Когда последний из убитых перестал дергаться, тела быстро оттащили за ноги и скидали в стоявший наготове прицеп, даже ничем не накрыв. Сделав это, палачи заняли место в общем строю. Их хлопали по плечам, они обменивались с товарищами шутками и прибауточками.

—Тихо всем!— прогремел над пустырем голос Генерала.— Мы еще не закончили суд!— Он повернулся к трясущемуся Гоге, который обмочил бы штаны не раз, если бы ему их оставили.— Теперь твоя очередь! «Врагов же моих, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите и избейте предо мной»,— громовым басом продекламировал Петраков.— Евангелие от Луки, девятнадцатая глава.

По его знаку начались какие-то странные приготовления. Автопогрузчик, в кабине которого сидел один из «бешеных», привез в своем ковше четыре покрышки разных размеров. Покрышки были выгружены у дороги, где стоял железный столб со знаком ограничения скорости.

Голый толстяк с брылястым обрюзгшим лицом бульдога затрясся, догадавшись, что его ждет.

—Или что?— продолжал Генерал.— Вы скажете, его уже избили? Ну, тогда я разочарую нашего дорогого гостя. «Избить» — в данном контексте означает убить. Как царь Ирод избил младенцев. Он же не по попке их отшлепал, нет. Книга-то старинная и язык старинный… Наказание нарушителю человеческого и божеского закона одно — смерть!

Генерал сделал жест рукой, и двое дюжих бойцов в черном — те самые, которые стояли почетным караулом возле лесенки — подошли к клетке и сняли с нее большой навесной замок, который цепью удерживал несколько прутьев. Получившейся «дверцы» было явно недостаточно для массивного Гоги, и его буквально протащили через нее, ободрав кое-где кожу и волосы. Тот лишь слабо взвизгнул. А дальше бывшего правителя шести деревень подволокли к столбу и приковали той же цепью за руки. Он мгновенно повис на ней, удерживаемый только своими оковами. Но оставался в сознании — глаза бешено вращались, взгляд перебегал от толпы к Генералу, от Генерала — к шинам.

В воздухе пролетел камень и шлепнулся у ног Гогоберидзе.

—Не надо, люди добрые,— улыбнулся Генерал.— Еще раз так сделаете… и компанию ему составите. Пусть кинет только тот, кто без греха. А кто из нас без них, ха-ха?

Люди в черном появились у Гоги за спиной как призраки. Окурок, кажется, понял, зачем им маски-фантомаски. Так страшнее. Зрители видели, как они наливают внутрь каждой из покрышек что-то из канистры — скорее всего, бензин. Гога не видел, но догадывался, слыша журчание.

Дорожка горючей жидкости протянулась к тому месту, где стоял теперь Генерал.

Вслед за этим один из здоровяков нахлобучил на пленника все четыре покрышки. Четвертая закрыла его так, что сверху осталась торчать только голова.

—Это называется «ожерелье»,— понизив голос, произнес Генерал.— На далеком юге… есть континент Африка. Там жили люди, черные как ночь. И вот так они расправлялись со своими врагами! Мы немного изменили способ. Обычно используется одна шина. И человек умирает долго. Но мы более гуманные.

У молчавшего до этого в немом ужасе Гогоберидзе внезапно раскрылся рот, и он начал визжать, как поросенок, которого колют — именно поросенок, а не взрослый боров. Окурок разобрал в этом истошном вопле всего одно слово: «Пожалуйста!». Правда, звучало оно как «Позязюзя!». Но тут один из людей в черном засунул бывшему барину в рот тряпку и еще замотал сверху веревкой, чтоб не выплюнул.

—Порядок и закон — это то, что отличает нас от животных…— Генерал, видимо, хотел сказать что-то еще, но сам Виктор Иванов внезапно поднялся со своего стульчика. Генерал мгновенно замолчал.

—Давайте уже к делу,— Уполномоченный достал из кармана своего пиджака зажигалку и чиркнул, поднеся ее к клочку бумаги.

Все произошло так же быстро, как и с отсечением голов, но в этот раз Окурок видел все от первой до последней секунды.

Горящая бумажка, которая была похожа на старую банкноту, упала на бензиновую дорожку, и маленький веселый огонек побежал в сторону столба с обреченным на смерть. У его подножья уже натекла большая бензиновая лужа, и пламя взвилось вверх, охватив сразу все покрышки, которые сначала вспыхивали изнутри, а потом — снаружи.

В этот момент Окурок позволил себе отвести взгляд. Ничего интересного в таком зрелище он не видел, в отличие от многих остальных. Краем глаза Димон заметил, что на объятую огнем фигуру жадно глазеют все «сахалинцы» и почти все жители Калачевки, пришедшие их встречать — от мала до велика, и даже беременная Танька Петрова.

Захлебывающийся утробный вой, которому и кляп не помешал, продолжался почти пять минут, а потом затих. Дальше был слышен только противный липкий треск. И поднимался к небу столб жирного, чадного дыма.

«Хорошо, что ветер дует в другую сторону»,— подумал Димон.

—Пойдемте, товарищи, гореть будет долго,— прозвучал голос Виктора.— Вон сколько жиру накопил.

—Заступник наш!— крик был настолько громкий, что перекрыл даже этот страшный треск.— Бог тебя благослови!

Иванов обернулся. Кричала молодая женщина в заплатанной куртке и галошах, державшая на руках крошечный сверток из старого байкового одеяла.

—Спасибо вам! Спасибо, что вы пришли! Можно, я сына в честь вас назову?

Димон узнал ее. Верка. Дочка покойной Семеновны, учительницы. Сама почти блаженная. Козел какой-то ее обрюхатил и бросил одну. Тяжело ей жилось, голодно. Ребенок жил только за счет того, что из нее все соки вытягивал. Она на скелет похожа стала. А все только головами кивали с сочувствием, но даже куска хлеба не давали.

Виктор отдал короткое распоряжение, и двое подручных в черном, легко раздвинув толпу, по образовавшейся дороге привели женщину к нему.

—Мальчик?— переспросил Уполномоченный.— Это хорошо. Назови, разрешаю.

Он погладил ребенка по головке и улыбнулся его матери. Но совсем не так, как улыбался Генерал. У того в улыбке была какая-то лихость, разухабистость — типа, держите меня семеро. А здесь было что-то совсем другое. Но что именно, Окурку не позволяли сформулировать ни его ментальный уровень, ни его словарный запас.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация