Книга Дети августа, страница 46. Автор книги Алексей Доронин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дети августа»

Cтраница 46

Сказать по правде, Сашка не очень понимал его. Какая еще скорбь? Может, когда он сам станет таким же дряхлым, то поймет. Но пока это казалось неправильным. Потеряв мать, Сашка хорошо представлял себе, что такое боль. Но в основном эта боль жила где-то в глубине и не трогала его, и время его было наполнено играми и познанием мира. Иногда и работой, но гораздо реже.

Куда больше ему нравилось, когда дед был в хорошем настроении и рассказывал про события и деятелей далекого прошлого, причем не просто повествуя, а постоянно требуя, чтобы Младший высказывал свое мнение по каждому вопросу. «А скажи-ка мне, что привело к образованию централизованного государства на Руси?». «А ну-ка, за кого бы ты был, за белых или за красных?». «Какова роль Сталина в истории?». «И почему орда так легко покорила русские княжества?». И многое другое.


Когда Младший закончил с варениками, отец уже надел куртку и собирался выйти в сени. Но, вспомнив о каком-то деле, Андрей Данилов вернулся и прошел в комнату прямо в сапогах. Он всегда так делал, когда задумывался о чем-то сложном. Если бы это видели дед или бабка, они бы ворчали, хотя сапоги были не грязные и следов не оставляли.

—Не хочешь сидеть без дела? А ты молоток,— отец похлопал его по плечу.— Что ж, есть для тебя задание. Даже два. Видел, какой тыквер лежат в сенях? Аккурат для Холлуина, ха… Жрать его никто не хочет, надоели они всем хуже кабачков, но не оставлять же гнить! Тетка Оксана говорила, что заберет, но у нее ремантизм разыгрался. Отнеси ей этот чудо-овощ, у нее семья большая, каши наделают для прощального вечера. Потом собери капусту. Это тебе разминка. А потом ждет тебя дело важное, секретное. Так что не тяни.

В сенях Сашка обулся. Для грязной работы он надевал обычно галоши или резиновые сапоги, но сейчас в этом необходимости не было, поэтому он натянул новые ботинки и аккуратно зашнуровал. Пахло здесь приятно — с потолка свешивались пучки трав. Тут же сохли нанизанные на толстые нитки грибы-маслята.

С тыквером Сашка управился быстро, хоть тот и весил тонну. Взвалил на тачку и быстро докатил до домика соседей Зенковых. Был он хоть и худым, но жилистым и крепким.

Капусту, кочаны которой сиротливо теснились на пустом огороде, он убирал, перерубая кочерыжки ловким ударом топорика, на бегу, представляя себе, что рубит головы врагам. Не прошло и десяти минут, как овощи были упакованы в мешки из плотного полуэтилена. В другое время Сашка потратил бы на такое дело вдвое больше времени, постоянно отвлекаясь — например, представляя, как раньше по небу самолеты летали. Но сейчас чувствовал, что тянуть не надо. Отец не шутил насчет секретного дела.

Когда все заняты сборами, каждая пара рук на счету.

«Как приятно делать полезные вещи»,— подумал он, вытирая руки тряпкой, когда услышал знакомые шаги.

—А ты молодец,— отец поглядел на свои наручные часы, когда они с дядей Гошей подошли к Сашке. Оба уже были одеты по-походному. Летом в таких куртках можно было не бояться страшных энцефалитных клещей — ни одной щелочки нет, так все прошито. На дядьке она смотрелась мешковато — тот сутулился, горбился и выглядел хуже, чем когда ел вареники. Глаза у него бегали, руки теребили завязки на одежде. Ноги в сапожищах сорок седьмого размера то поднимались, то опускались.

Все говорило о том, что приближаются дни затмения, которые бывали у него каждую весну и осень, когда он рвался убегать, бился головой об стены, орал и царапал руками лицо. Раньше, когда бывало совсем плохо, его запирали в комнату с мягким ковром и матрасами на стенах. Но в последние годы он был смирный, хватало отвара валерьяны.


—Сходи к Федору на конюшню и возьми Чернушку,— начал инструктировать Младшего папа.— Он в курсе, но напомни, что это я сказал, если старый черт опять будет бурагозить. Пусть даст тебе новую телегу… которую он подлатал неделю назад. Ружжо возьми. И поезжай к Пустырнику. Скажи ему, чтоб не задерживал сборы, и помоги отвезти все, что он покажет, на сборный пункт. И еще. Пусть отдаст тебе свое радио. Дед говорит, что не надо лишнего в эфир болтать. Раз уж мы задумали оставить заринских с дыркой от бублика, надо чтоб комар носа не подточил.

Да, Сашка знал, что Заринску может не понравиться их самовольный отъезд в другие края. Там их считали если не своими рабами, то детишками, которые без родительского разрешения шагу не должны ступить. А еще к власти пришел новый правитель, и даже не сын прежнего, а какой-то хрен с горы. Бергштейн его звали. И он с самого начала заявил, что будет и с дальних поселений три шкуры драть, чтоб не зазнавались. А еще предписал им отчитываться о каждом гвозде на складах и зернышке в закромах. Еще ходили слухи, что скоро поставят гарнизон из чужих, и тогда не забалуешь… Поэтому и решил совет, где собрались все взрослые, вещи паковать и сваливать на юг. А разговоры по радио могли подслушать чужие уши.

Радиосвязь соединяла их тонкой ниточкой с Заринском, другими городками вроде Киселевки да еще с несколькими ближними хуторами, на одном из которых жил мужик по прозвищу Пустырник — единоличник, но лучший в деревне, да и во всех известных им местах пчеловод. Еще разведчики с собой рацию брали, когда уходили далеко. Исправных радио было по пальцам пересчитать, да и ухаживать за ними было сложно, но другого способа поговорить с тем, кто за десятки километров — не было. Не докричишься.

Фамилия Пустырника была Мищенко. Сам он говорил, что предки его были не из «хохлов», как у деда Федора (старый Данилов говорил Сашке, что слово это обидное и так нельзя, но сам Мельниченко вроде бы не обижался). А из кубанских казаков. «Прапрадед сначала царю-батюшке служил, а потом товарищу Буденному,— говаривал когда-то Мясник.— Много кому бошки срубил своей шашкой».

Странный это был человек и страшноватый. Все его вроде и уважали, но дружбу с ним никто не водил. И на городских праздниках и сборищах его никогда не видели. Он приходил изредка — в своей парадной шляпе с широкими полями, совсем как в кино (больше никто таких не носил). Примерно такую же, но с сеткой на лице он надевал, когда возился с ульями.


Дорога предстояла длинная. С собой Сашка взял кулек тыкверных… тьфу, тыквенных семечек. Откуда это слово взялось? Дед один раз пошутил. Это он раздобыл семена, до него никто их не выращивал. Назвал овощ смешной иностранной фамилией. И другие подхватили… Сам он говорил, что слова мутируют гораздо быстрее, чем люди. Даже в Киселевке были у людей свои словечки. А уж у заринских таких словечек и отличий были десятки. И очень хотел дедушка услышать, как говорят на своих языках в других краях, за тысячи километров. И как меняются эти языки. Но стар он уже был для путешествий, да и самоубийственное это было дело — в такую даль идти.

Семечки, конечно, невеликая ценность, но их можно пощелкать в дороге. В своих фантазиях Сашка представлял, как с этого пути начнется его большое и полное опасностей приключение.

Глава 2. Прокопа

До хутора было километров шесть по прямой. Но так летит только птица, а ему придется объезжать руины и завалы. Несколько скоплений больших старых домов, организованных в ровные квадраты, отделяли хутор от деревни. Это и были Микрорайоны. Пешком бы он везде прошел, а лошадка по дорогам, где много стекла и обломков металла, может проехать, а может и копыта поранить. «Если она у вас копыта поранит — вы у меня копыта отбросите». Так любил говорить главный конюх, выдавая общинную лошадь под честное слово.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация