—Отец просит поторопиться со сборами,— произнес он, невольно отводя глаза от буравящего взгляда Пустырника. Тот смотрел на него с вызовом, как бы показывая — вертел я известно на чем и папашу твоего, и совет, и деда на голову больного.— Он попросил меня помочь перевезти вещи на телеге в пункт сбора. Отправление будет оттуда.
—Да он с дуба рухнул? Тоже мне, генерал нашелся: «Айн колонне марширт, цвей колонне марширт»… Мне удобнее выехать отсюда. У меня будет три подводы. На них и повезу… Хотя,— он махнул рукой, рубя воздух.— Черт с тобой! Давай погрузим кое-что. Я хотел везти их сам, но, раз у вас есть место, отчего не воспользоваться предложением?..
Вместе они начали таскать вещи из большого кирпичного гаража, крытого шифером, к телеге. Потом тщательно уложили, где надо привязали шпагатом. Накрыли брезентом. Как раз чуть-чуть места осталось для кучера… или как ему себя правильно звать? Насколько Саша понял, это были инструменты. Столярные, слесарные и другие. Телега сразу просела на своих колесах, а лошадь, которая ела в этот момент овес, привязанная под навесом у забора, покосилась на нее с подозрением. Чувствовала, что тащить придется куда больше, чем раньше. Никакой «ерунды» вроде телевизоров и магнитофонов Пустырник не брал.
Когда они закончили таскать, Пустырник аккуратно принял у него тяжелый сварочный аппарат.
—Все остальное я повезу на своих телегах и без вашей помощи…— тут он услышал, как парень в очередной раз закашлялся…— Э, братец, че-то ты перхаешь сильно. Бронхит, похоже, недолеченный. У тебя вроде седня день рожденья? На, выпей.
И он поставил на колоду, на которой обычно рубил мясные туши — стопку, на дне которой плескалась прозрачная жидкость.
—Это водка?— спросил Сашка подозрительно.— Или спирт?
—Лучше. Настойка. Пчелиный подмор. От всех болезней затвор.
«Неужели отец уже всем разболтал, что у меня кашель которую неделю не проходит? И тут не оставят без своей заботы».
Ему стало обидно. Это ж каким надо быть жалким, чтоб даже Пустырник — боец, охотник, черствый как столетний сухарь — и тот его пожалел?
Взяв стопку, Сашка вспомнил, что такой же настой давали дяде Гоше, когда у того с дыханием были проблемы: хрипы и свисты. По несколько столовых ложек. Тот его терпеть не мог и, видя ложку, сразу убегал и прятался. Бабушка тогда была еще в силе и умела на него влиять, с ней он сидел смирный. Но, стоило ей самой слечь, как Гоша деда слушаться не стал. Приходилось его обманывать и давать лекарство с чем-нибудь. Вроде помогало, хотя Женька говорила, что подмор — это варварство и суеверие. Мол, есть более сильные средства и без дохлых насекомых. Сама она больше верила в растения.
Конечно, подмор — не панацея. Слепой от него не прозреет, безногий не пойдет, а дурак умным не станет. Но жизненные силы гадость эта вроде бы восстанавливала неплохо. Правда, противно было думать, из чего она сделана.
Из трупиков пчел всех стадий развития, оставшиеся после зимы в улье. Померли они там, в общем. Эту труху из телец, крылышек и лапок заливали спиртом, настаивали месяц. Потом можно было даже сильно не процеживать через марлю — спирт почти все растворял. И принимать внутрь. Говорят, при разных легочных гадостях помогало, иммунитет повышало и дурь из головы выгоняло. Поэтому бабушка Алиса дяде, своему сыночку, его и давала.
А еще был пчелиный расплод — новорождённые личинки в собственных ячейках с питательным кормом, высушенные и истолченные в пудру. Эта мука была сладкой и на вкус приятной, разве что отдавала пыльцой. В нее добавляли порошок из некоторых целебных растений. А после катали шарики и давали детям как витаминки. Дед смеялся над этим и говорил, что через два поколения они будут личинок и жуков есть без сахара, живыми. Но как бы то ни было… в Прокопе не было чахотки и многих других хворей.
Когда Сашка перестал кривиться, и мир в его глазах снова обрел четкость, первое, что он увидел, была ухмыляющаяся рожа Пустырника.
—Ну как, прожгло? На здоровье.
«Пожрать бы, что ли, предложил, паразит».
Но вместо ломтя мяса или краюхи хлеба Евгений Александрович — таким было его полное имя — принес ему из дома какой-то продолговатый кожаный чехол.
—Батя мой знал твоего деда. Говорил, что есть люди, которые снаружи как кремень, а внутри — труха. А есть — наоборот. Я не говорю, что ты такой. Не зазнайся. Это тебе как аванс. С днюхой тебя, Саня, с днюхой.
Сказал — и протянул ему эту штуку, оказавшуюся неожиданно легкой.
Сашка расстегнул ножны и достал из них то, что показалось ему удлиненным ножом. Рукоять была удобной, с выемками под пальцы, а лезвие широким, но довольно тонким, длиной сантиметров тридцать, чуть закругленным. Сталь не блестела и была почти черная.
—Мачете. Марка «Ка-Бар». Вообще, это не оружие,— объяснил Мищенко, закуривая трубку, которую до этого старательно набивал.— Это нож для рубки тростника. Но раз человек — это думающий о себе тростник, то мачете и для него сгодится… Можно и сучьев нарубить, и колышки обстрогать, и тушку разделать. А для боя… эта штука годится с трудом. Хорошо если противник один — его можно, как курицу, зарезать. Или без конечности оставить. Но это, если хорошо наточить и если силенки есть. Минус — равновесие трудно держать… баланса нету. И после сильного замаха тебя занесет — мама-не-горюй. Придется плясать, уворачиваться, как зайчик, если враг не один. А это не по мне. Мне пером сподручнее. Насадил одного, полоснул другого — повернулся к третьему. Лучше ножа ничего быть не может. Да и как инструмент нож удобнее в связке с топориком. А топориком тоже можно уконтрапупить между глаз.
В свое время Евгений Саныч учил и Младшего, и других ребят технике боя. Недолго учил — месяца четыре, потом у него случился запой, когда он вышел из него, то уехал с охотничьей партией надолго за шкурами, а вернувшись уже, наверно, и забыл про своих подопечных. Но успел натаскать и в рукопашном, и в ножевом, и даже немного стрелять научил, руку правильно держать, глазом правильно целиться. Ошибки показывал. Учил жестко и даже жестоко — с синяками, шишками и матерками. Но научил даже тому, как выбивать направленную на тебя пушку… и многим другим приемчикам. Жаль — бросил это дело.
—С-басибо,— Александр поблагодарил за подарок и убрал вещь в ножны. Как нарочно, у него заложило нос.
Махать этой штукой здесь ему показалось несолидным. Дома опробует. Хотя отец будет хохотать, говоря, что он насмотрелся кино про уродливого индейца из Мексики с такой же острой штукой. Самому отцу такие фильмы ой как нравились. Сильнее нравилась только Тарантина.
—А про радио вы не забыли?
—Какое еще радио?— грубо буркнул Пустырник.— Радиолу тебе, что ли, отдать, диско танцевать под нее будешь?
Но тут же хлопнул Сашку по плечу:
—Да не ссы ты. Я шутю. Отдам, так уж и быть эту рухлядь с антенной. Мне все равно не с кем разговаривать. Я больше слушаю по диапазонам… Не так, как твой дед, который передачи из Астралии ловит. А я с ближним прицелом. Слежу, ни ходит ли кто у нас тут вокруг. Если батя твой такой умный, пусть сам и следит. Мне вообще с нашим вождем перетереть за жизнь надо. Приду к нему седня, когда медведя завалю.
