—Да. Оно проживет, совсем как я…
Младший увидел слезы в глазах деда, и заметил, как отец чуть заметно покачал головой.
«Да, расклеился совсем батя,— говорил его взгляд.— Видать, болезнь мамы подкосила, а тут еще этот переезд».
—Но ты же сам хотел уехать,— произнес отец.— Ты же нас на это подбил.
—Если бы речь шла только обо мне… в этом не было бы нужды,— пробормотал Александр Данилов-старший.— Но это нужно для вас. Не дадут вам эти паразиты житья. Дай бог вырваться сумеем.
И тут Младший был в шаге от того, чтоб рассказать им обоим про след. Но что-то его удержало. А через секунду момент был упущен.
—Да что же это я?— дед хлопнул себя по лбу.— Забудьте. Старый дурак просто расчувствовался. Да, здесь все наше. Все хранит на себе тепло наших рук, впитало в себя наши ошибки и наши удачи, находки и потери. Наши мертвые похоронены здесь. Но жизнь это эскалатор, а не дорога. Даже если ты стоишь на месте, она несет тебя, куда ей надо. Нам остается жечь мосты и идти вперед, не оглядываясь. Как Лот. Лот номер один, номер два и номер три. А оглянешься — станешь столбом у дороги.
Если это была игра слов, Младший ее не понял.
—Внучок, иди к своим друзьям. Лешка, Андрюша пришли… и Кира.
И точно — свет в гостиной горел, через окно доносились знакомые голоса.
—Посидите, отметите немного. А завтра в путь. Жаль, что на такое время выпал твой день рожденья. А с другой стороны… может, и в добрый час. Мы на пороге новой жизни,— заметив, что глава поселения подошел к собачьей будке покормить Жучку, дед добавил, понизив голос:
—И забудь ерунду, которую я говорил тебе про облака. Она тебе нормально подходит. Удачи!
Посидев немного за общим столом, молодежь удалилась в Сашкину комнату в мансарде, чтоб не мешать взрослому разговору о деталях переезда. И чтоб им самим он не мешал — голову не грузил тем, что им пока можно и не знать. Хоть и быстрее сейчас взрослели, чем до Войны. По прежним временам они вообще считались бы детьми.
Они — это он, Сашка, его друзья Павел и Андрей, оба на год его старше. И Кира.
Мало у кого в деревне была такая комната. Большая, светлая, с картиной на стене, изображающей горный ручей, и книжным шкафом, уже пустым, с удобным диваном-кроватью. На полу медвежья шкура, которую, правда, не он добыл. Была. Ее уже скрутили и собрали. За пластиковым окном — толстым, пятикамерным, выдерживавшим даже шестидесятиградусный мороз — открывался вид на Центральный район вдали. Ни из одного окна больше такого вида не было. Над карьерами стелился туман, и где-то там виднелся Провал. Сашка не думал раньше, что и по этому виду будет скучать. В чем-то он понимал деда.
Пашка и Андрюха рассказывали пошлые анекдоты и пили пиво из глиняных кружек. И то и другое — свое: пивоварение и гончарное дело в селе были развиты.
Кира сидела в кресле и пила чай, аккуратно откусывая творожное печенье. На ней был не ее повседневный мальчишеский наряд из джинсового комбинезона и рубашки, а очень красивое платье цвета морской волны, украшенное бисером, которое она сшила сама. Хотя самой морской волны он видеть не мог. Ее волосы были заплетены в две косы, но ему было бы приятнее видеть их распущенными.
Оба пацана были его товарищам по детским проделкам, обоих он знал чуть ли не с рождения, но в последний год Сашка чувствовал нарастающий лед отчуждения между собой и ими. Вызванного не конфликтами, нет. Они по-прежнему неплохо ладили. Но в этот год он все чаще чувствовал, будто общался раньше со всеми на одной радиоволне, а сейчас перешел на другую, пусть и близкую. Голоса слышны через эфир — но вдалеке, и трудно прислушиваться, и чем дальше, тем труднее. Пока эту пропасть еще можно было перешагнуть, но скоро, возможно, нельзя будет и перепрыгнуть.
Все шутили, смеялись его шуткам и поддерживали разговор — об урожае, об охоте, о переезде. Но его не покидало ощущение, что вечеринка — не день рождения, а прощальный вечер. Младший подумал, что с удовольствием провел бы сейчас время, разбирая старые книги. Фолианты, как их называл дед. Или посещая места, где ни разу — с самой Войны — человек не ступал.
Хотя ее он бы с собой взял… Наверно, это было бы романтично, идти с той, кого ты выбрал, в краю древних мрачных тайн.
«Ну, ты и придурок,— сказал он себе в этом месте.— Чтоб идти в поход, нужна не девка, а надежные товарищи. А совсем один ты только до сортира в огороде дойти сможешь. Даже по дороге до хутора Пустырника тебя мог медведь сожрать вместе с лошадью, а что говорить о других городах?»
Обстановка немного оживилась, когда он рассказал о поездке к Пустырнику и о поисках в старой шахте (хотя отец и просил помалкивать). Но прогнать ощущение, что ему с ними не очень интересно, уже не мог. Разве что с Кирой. Но и тут были сложности.
—Какой же ты бессовестный, Александр Данилов,— тихо сказала она ему, когда парни по очереди пожали имениннику руку и удалились.
—Ты о чем?— он уставился на нее непонимающе.
—Думаешь, я не заметила, как ты смотрел на меня все это время?
—И как?
—Как голодная собака на мясо,— она отсела на край дивана, сложив руки на коленях.
—Ты ошибаешься,— он подвинулся чуть ближе.
—Нет же. Я уже с мальчиками общалась…— она усмехнулась, заметив его недовольный взгляд.— Да не так, как ты подумал, дурик. Те, кого порядочными называют, на самом деле в мыслях самые пошлые. Вот ты меня уже и так, и этак развернул… я же вижу. А кто меняет баб как перчатки, могут быть способны на чувства.
«Которые тебе и не снились» — пожалуй, такой была недоговоренная часть фразы.
—Но, знаешь что?— в ответ на его попытку по-дружески ее приобнять за плечи, она отодвинулась и, словно дразня его, перебежала на другой конец комнаты, усевшись в кресло.— Тебе повезло. Они хотят, чтоб я досталась тебе. Мои братцы. Наверняка уже все обговорено. Как в дурацком кино из страны, где все поют и пляшут и на лбу у людей красные точки нарисованы. А взамен они получат от твоего папаши в пользование сеялку, веялку или сноповязалку. Или корову. Или свинью,— она изобразила пятачок, приставив палец к своему чуть вздернутому носику.— Справедливо, да? Свиноматку на свиноматку. А ты, наивный чукотский юноша, ничего этого не знал?
Данилов-младший застыл, как пораженный взрывом. Вначале он не поверил. Но потом понял, что это вполне в духе его отца — решить устроить ему судьбу с таким цинизмом. Для его блага, да. Фраза про то, что пора найти телку с приличным выменем, неожиданно обрела конкретный смысл. Грудь у нее была действительно не по годам развитой.
И даже дед мог этого союза хотеть, поэтому и взял назад свои слова про облака. Дед, видимо, страдавший от того, что их род был хилым и вдобавок с одной бесплодной ветвью. Дед, который понимал, что ему скоро уходить. А отец еще постоянно шутил про то, что Женьке замуж пора, а она не торопится. Так, оказывается, не ее одну сватали! Ну, просто «Тихий Дон» какой-то. И ведь дело не в сеялке или скоте, а во власти.
