Все машины оборвыши забрали, кроме «Урала», который, похоже, повредила их мина. Оно и понятно – ценные трофеи. «Урал» потом постараются взять на буксир.
Странное дело: мало кто в батальоне считал сослуживцев братьями, мало кто готов был за них умереть. Но, даже не видя места расправы, многие бойцы ещё в казармах для себя твёрдо решили – те, кто это сделал, жить не должны.
«И не только те, кто это сделал,– добавил тогда Богодул.– Они там, в болотах, и так не живут. Вот и избавим от жизни-херизни…».
В дороге Дядька был странно молчалив, только насвистывал. Глаза весёлые-весёлые. Очень плохие знаки для тех, кто попадётся ему в руки. Ему даже наркотики не нужны, чтобы дойти до кондиции. И сейчас он был к ней, к кондиции, близок.
Младший видел, как горят у товарищей глаза, видел мрачную решимость, с которой они ехали, чтобы карать… хорошо помнил такое чувство у себя в прошлом. Но сейчас не ощущал ничего похожего. Ему просто хотелось вырваться, слезть с этой чудовищной, как в древнем Парке Ужасов, карусели. Стать свободным. Хотя он не очень представлял, что будет с этой свободой делать.
«И чем Уполномоченный хуже, чем эти… люди? Хоть по одну, хоть по другую сторону Поребрика. Тем, что твой кровник?».
«Хуже,– отвечал Младший сам себе.– Рабовладельцы и бандиты не обещают никому счастья до небес и вертолёт с эскимо. И не говорят, что творимое ими зло – плата за вход в лучший мир, где всех будут до отвала пряниками кормить. Они совершают зло как животные. И не заставляют молиться на них».
Хотя для тех, кого убивают, грабят, пытают и насилуют… разница невелика.
Когда-то он думал, что только Орда ужасна, а оказалось – весь мир. Но это ничего не меняло. Тот, кто разрушил его жизнь, всё равно должен ответить. Просто конкретно для себя Александр понял, что это так же возможно, как пушинке на рельсах остановить локомотив. Уполномоченный ответит, но не перед ним, а перед мирозданием… раз уж никаких богов нет. Теперь Саше смешно было вспоминать, что когда-то он пришёл сюда, в Питер, думая, что найдёт последнюю управу на Уполномоченного. Но ворон ворону глаз не выклюет. А он слишком много в детстве читал историй и смотрел фильмов про Избранных.
Тем временем колонна остановилась, начали происходить интересные события. Навстречу вышла целая делегация, и Режиссёр в сопровождении четверых автоматчиков из передового «Тайфуна» пошёл к ним, в сторону станции.
Возле большого крытого виадука над рельсами… от крыши которого ничего уже не осталось, все стекла выпали, кое-где сохранились только железные фермы… его ждали четверо местных. Трое были в кожаных долгополых куртках на молниях, и кепках, которые почему-то назывались «жириновки». И то, и другое было из хорошо выделанной чёрной кожи, и являлось знаком их статуса. Такие вещи мог носить только богатый, уважаемый человек.
Четвёртый был в неплохо сохранившейся форме какого-то ведомства. Брюки военного покроя, куртка, фуражка. Похоже, железнодорожная. Начищенные пуговицы блестели, бросались в глаза буквы РЖД.
Это были местные старейшины, и с ними отправился разговаривать Режиссёр. Оружие у делегации если и было, то его не афишировали.
–Кто такие? Что за почтальоны?– пробормотал Саша, глядя через стекло автомобиля на троих почтенных «кожаных» и седого старика в кителе. Его позабавил их вид, хотя он и не такое видел. Для торжественных встреч всегда надевают лучшее, как для похорон. В обычные дни, собираясь на охоту или погорбатиться на клочке земли, никто на местных болотах так не ходит.
–Люди Машиниста,– пояснил Чёрный. Похоже, только Саша был не в курсе.
–Это кто? Наш дружбан?
–Не совсем дружбан, но с ним договор. Сейчас он хозяин земель от Сестрорецка до Песочного. Хотя тут многие кочуют, на месте не сидят. Он не совсем беспредельщик. С Кирпичом не воюет, но и не служит ему, помогает нам, но тайком. Наверное, сейчас с местными проводниками пойдём на запад. Наши ехали отсюда в сторону Сестрорецка, когда это случилось. Между кладбищем и Рублёвкой на них напали.
Он имел в виду вырезанный взвод.
«Рублёвкой» прозвали сгоревший дотла посёлок очень крутых трёхэтажных коттеджей, прежнего названия которого никто не помнил. Хотя тут было много мест, где до Войны, говорят, земля была очень дорогая. И «деревни» эти выглядели совсем не так, как обычные. Многие из богатых поселений были сожжены уже после ядерных ударов, а те, что уцелели, носили следы жестокого разграбления и вандализма, будто не просто мародёрствовали там, а специально крушили.
Молчун размышлял: выдвинутся ли они к месту бойни немедленно, или сначала намечены какие-то дела в посёлке.
Месть местью, но бойцы точно были не против задержаться тут.
Чёрный ещё в начале дороги безобидно пошутил, что в первой же деревне найдёт бабу, а лучше двух. Обычно это сходило ему с рук, но сейчас Режиссёр шутку не оценил и наорал на него. Мол, едем на серьёзное дело, наших убили, а ты, балбес, подставить всех хочешь?!
Потом командир чуть успокоился и сказал, что это вполне возможно. Но только после выполнения задачи, то есть – поимки и уничтожения тех, кто первую группу помножил на ноль.
Похоже, «Загорелый» надеялся, что впереди лёгкая прогулка, а потом можно заплатить сговорчивой девке, вдове или просто одинокой бабёнке. Жизнь деревенская тяжела, от подарков редко какая откажется. Тем более, он не злой и не грубый. По сравнению с… другими.
А может, этот трёп – его личная психологическая защита от стресса.
Вскоре вернулся лейтенант.
Оказывается, «кожаные» вручили Режиссёру, видимо, чтобы задобрить «котов», тюк с целым продуктовым набором. Там позвякивала бутылка самогона, виднелась ощипанная тушка курицы, пласт сала и даже что-то похожее на круг домашней колбасы.
Тот принял, «чтобы не обижать». Но бойцам ничего не отдал, всё убрал в багажник. И не потому, что был жадным. Хоть Машинист и союзник, но все понимали причину недоверия.
«Вы что, дебилы?– говорил Туз в таких случаях.– Не брать ничего, если добровольно дают! Забыли, как „енотов“ потравили?». Тогда конкуренты действительно серьёзно облажались. Какой-то идиот-новобранец в одной из деревень получил в подарок от мужика, на чью дочку положил глаз, большую бутыль самогона. И от щедрой души угостил свой взвод.
Сначала вроде всё ничего было. Но на второй день началось страшное. Причём яд был не простой, вроде мышьяка, а радиоактивный. Может, что-то военное, но скорее, просто разбодяжили дрянь из отходов. Где дикари только её нашли?..
Двое «енотиков» померли вскоре, ещё трое – спустя неделю. Человек двадцать долго болели, да так полностью и не восстановились, пришлось их комиссовать. Но прожила большая их часть потом недолго. Штаб-квартиру же пришлось дезактивировать. «Коты» злорадствовали, конечно, но сами тогда тоже испугались.
С тех пор в обоих отрядах записано в Устав жёсткое правило, касающееся трофеев. В рейде – отбирать можно (потому что своё не отравят), а покупать, брать оставленное, принимать подарки – запрещено. Если ты не самоубийца и не хочешь мучительно сдохнуть.
