На практике к этой части Устава был индивидуальный подход. Например – почему не взять забитую только что козу, или собранные при тебе с куста помидоры, или курицу, которая только что бегала по двору? Продукты, которые всё-таки принимали в подарок, по дешёвке сбывали знакомым купцам-обозникам, которые вели торговлю с соседними территориями. А там – хоть трава не расти.
Говорили, что в некоторых диких местах на северных болотах считалось нормальным для главы семьи предложить богатому гостю свою жену, сестру или дочь. То ли для улучшения генофонда, то ли просто «пять банок тушёнки не лишние».
«Вот туда я б жить переехал,– говорил на это Богодул.– Хорошие традиции. Только надо побольше поднять бабла и перевести всё в патроны. Королём буду. Шучу, конечно. Одно дело раз попользоваться, но жить с замарашкой… насекомых замучаешься выводить».
Такого мнения на Острове были о деревенских. Хотя Саше люди, с которыми говорил лейтенант, чумазыми не показались. Да и оборванными. Не хуже средних жителей островного анклава выглядели.
Понятное дело, это были старшие, он не видел остальных жителей деревни. Те прятались по домам.
Под штаб им отвели двухэтажное административное здание недалеко от станции. В вестибюле ещё висели какие-то плакаты, стояло несколько обшарпанных офисных кресел и – для красоты – терминал-банкомат. С верхнего этажа открывался хороший обзор.
Отряд разделился. Командир оставил Богодула тут за старшего, а сам с двумя отделениями выдвинулся осмотреть место атаки в сопровождении одного из старейшин. Поехали на «Кактусе», дабы иметь броню и огневую поддержку. Старосты божились: «Это чужаки сотворили, мы не при делах, начальник!». И охотно помогали Режиссёру, стараясь обелить себя и заслужить прощение.
Остальные «коты» остались в посёлке и заняли двухэтажный офис, почту и несколько жилых домов. Расставили «Тайфуны» так, чтобы пулемётчиками хорошо просматривалась и простреливалась окрестность.
Для трупов было выделено место в одном из гантраков и приготовлены пластиковые мешки. Хоронить своих здесь никто не собирался. Нет уж, дудки – сегодня ты их похоронил, а завтра они уже – корм для свиней. Хоть Туз и был жадным и даже к живым бойцам относился, как к расходному материалу, но игнорировать ропот ветеранов отряда не мог. Если бы погибла пара каких-нибудь новичков, их закопали бы на месте. Но тут жизни лишились авторитетные бойцы.
Младший с отделением расположились в доме на краю посёлка, недалеко от временного штаба.
Надо было сохранять бдительность, но он видел, что все расслабились. Кто-то уже перекусывал. Саша просто выпил кипячёной воды из фляги, смочил горло.
Странный звук привлёк их внимание. То ли плач, то ли писк.
–Вроде кошка,– услышал Данилов голос Петра, одного из молодых.– Вон как надрывается. Как будто не жрала два дня. Сейчас я…
–Не тронь!– заорал Чёрный. Но, видя, что тот не слушает, а остановить его никто не успевает, крикнул уже всем: – Ложись!!!
Все упали на пол, потому что такими вещами не шутят.
И правильно. Грохнуло. Запахло едким дымом. Защипало ноздри.
Вслед за хлопком взрыва раздался страшный вой. Петруха катался по полу.
Дым быстро рассеялся – вытянуло через разбитое окно.
Заряд был мал. Криворукие ставили, непонятно из каких веществ.
Раненого обступили, а он всё выл, зажимая лицо. Наконец, его усадили на пол и убрали руки от изуродованной морды.
Ему бога надо благодарить: ещё немного – и полголовы бы снесло. А так… даже мозг не задет… окривел только и лицо избороздило, будто медведь подрал. А мог и совсем слепым остаться. Даже на Острове, не говоря уже про пустоши, много одноглазых, почти как на пиратском корабле. Младший вспомнил бармена Абрамыча и дворника Кутузова. Такой уж уровень медицины и частота травм.
Больше никого осколками не задело, только слегка оглушило. У Пузыря кровь текла из уха, остальные пошатывались.
И ведь повезло Петьке, как специально бронежилет надел, который и собрал на себя начинку из гвоздей и прочей металлической ржавой мелочи. А остальных бойцов он собой закрыл, хоть и не специально. Если бы шкаф открыл кто-то без защиты, был бы труп.
Обычно они лишнюю тяжесть не носили, у многих броники лежали в грузовиках с молчаливого согласия лейтенанта.
–Кото-мина,– произнёс Чёрный.– Не первый случай. А ты дебил, Петя. Душа у тебя добрая? Ну, смотри, как бывает с такими.
–Да я их, сук…– шипел покалеченный Петруха.– Давить буду!..
Все понимали, чего бедолага лишился. Он был бабник и красавчик. А теперь будет кривой и со шрамами по всему лицу. Шрамы, конечно, украшают мужчину, но не такие уродливые. Косметическая хирургия в городе была, но в зачаточном состоянии. И к отсутствию глаза тяжело привыкать.
Ничего, переживёт.
Наёмник с костлявым лицом по прозвищу Живо-рез, исполнявший обязанности полевого фельдшера, наклонился и осмотрел рану.
–Повезло, что в глазу осколок остановился. Щас вытащим. Нельзя его там оставлять, он похож на иглу. Я его щипчиками… Да не ори ты.
Петруха не просто орал, он снова выл, и его держали втроём, чтобы позволить Живорезу извлечь посторонний предмет из глазного яблока. В грязную пепельницу на столе упал обрезок гвоздя без шляпки – весь в слизи и крови.
–Дошёл бы до мозга… там сантиметры оставались, пиндец был бы тебе,– объявил фельдшер.– Хотя у тебя мог пройти насквозь, а ты бы не заметил.
Пётр только ещё больше скривился.
Врач-недоучка обработал раны и замотал глаз. Кровь мигом проступила через серый застиранный бинт.
–Свечку в церкви поставь, что не насмерть,– похлопал пострадавшего по плечу Чёрный.– И впредь осторожнее будь. А мы теперь будем звать тебя – Циклоп.
–Да пошёл ты,– раненый оттолкнул его руку.– Пошли вы все на хер!
–Глаз уже не спасти,– заговорил прокуренным голосом Живорез, не обращая внимания на ругань.– Может, вытащат и стекляшку поставят. А может, зарастёт. Хотя бы свет различать будешь. Или не будешь.
–Ты не первый, Пётр,– заговорил Чёрный, усевшись рядом с раненым камрадом.– Тарас-хохол тоже так попался. Осипенко. Ты его не застал, но он у истоков отряда стоял. Уже на пенсию собирался выходить. Суровый был мужик, до Войны сбежал из своей страны в нашу, успел в полиции послужить, «космонавтом». Это те, которые в броне лупили всякую шушеру на площадях. В сороковых был уже пожилым, власть магнатов тогда как раз окрепла. Людей не жалел, а кошке однажды посочувствовал на Петроградке. Снайпера вшивней ловили. Хотя надо бы ему задуматься. Откуда в зоне анархии, на пятом этаже котэ, закрытый в шкафу? Тарасу не так повезло, как тебе. Превратился в фарш. Суки оборвыши. Такого человека убили. Ещё в прошлом мире медали имел. Короче, к оружию! Накажем их.
–Зверьё долбанное. Я теперь каждому недобитку буду кишки выпускать,– пообещал Пётр, поднимаясь на ноги.
