На секунду Абрамыч обернулся.
В этот момент Младший толкнул его под руку. Прогремел выстрел. Заряд дроби… а может быть, картечи ушёл в стену, на которой висел ковёр.
Он услышал, как вскрикнула Анжела, которая держала моток верёвки. Она выглядела оглушенной, но её не могло зацепить. Хотя сама эта собственная тревога разозлила Сашу ещё больше.
«Да какого чёрта я за вас беспокоюсь? Вы кто мне?!».
Он ничего больше не видел и не слышал. Хуком в челюсть, со всей дури, до боли в костяшках, вломил бармену, забыв, что перед ним пожилой человек, выкинув эту хрень из головы. Сейчас перед ним был его несостоявшийся убийца, который собирался использовать ружьё как дубинку, чтобы размозжить Молчуну череп. И был, судя по силе первого удара, не слабее. А по весу даже тяжелее.
–Ах ты щенок… Да я…
Саша не услышал окончания фразы, потому что с силой ударил противника под дых. Но Абрамыч оказался крепок – он согнулся от удара, но тут же, громко хекнув, снова размахнулся ружьём, и, если бы Саша не отклонился в сторону, раздробил бы ему плечо.
–Да я тебя, падаль…
Кулак врезался в нос старика, другой почти одновременно – в печень. Опять этот противный хруст…
От боли Абрамыч сложился пополам и выронил ружьё.
–Папа!!!– Снова крик Анжелы.
Не обращая на неё внимания, Младший перешёл в наступление. Он не собирался давать противнику опомниться. Пинок в голень берцем и толчок со всей силы. Абрамыч свалился на пол, Младший налетел на него как зверь. Несколько ударов тяжелыми ботинками. С оттяжкой, по рёбрам, под дых, по почкам.
Подобрал ружьё. И один раз прикладом по голове. Можно было и сильнее. Но… ударить человека чем-то тяжёлым по голове, вложив в удар весь свой вес, он до сих пор не мог.
Для него это было сложнее, чем выстрелить.
Попытался смягчить в последний момент, но всё равно перестарался. Хотя, когда защищаешься – нет ни стариков, ни женщин, ни инвалидов. Ни детей. Только враги.
Удар получился не самый удачный, но старикану хватило. Света от лампы было мало, чтобы увидеть, как он там. Мёртвый, в глубокой отключке – без разницы. Непонятно – дышит или нет, но больше не опасен.
Младший прислонил ружьё к дверце шкафа. Отдышался. Плечо болело, лицо болело, но ещё больше болел кулак. Суки. Костяшки саднили сильно. Он берёг свои пальцы, потому что они ему были нужны для другого. Не для того, чтобы лица бить.
Только вспомнил про Анжелу, как услышал шорох. Обернулся – она наставила на него его же ружьё.
–Подонок!
Младший истерически захохотал.
«Ну почему я никогда хорошего от людей не жду?».
–Ты его заряди сначала,– отсмеявшись, посоветовал он.– Оно не магазинное. Там один патрон был, а теперь нету.
Под обалдевшим взглядом Младшего она кинулась к тумбочке и начала рыться в верхнем ящике. Да что она там ищет?
Лицо Анжелы было перекошенным, такой Молчун её никогда не видел.
Неужели любила мерзавца-папашу? Он ей и родным-то не был. Может, собирался свести её с кем-то из своих крутых знакомых. Может, хотел более выгодную партию для приёмной дочери. Что ему какой-то Сашка Подгорный без связей и с неподходящим, слишком принципиальным характером?
Несостоявшийся тесть проворачивал с Молчуном дела, но воспринимал его, как полезного дурачка, от которого можно получить, что нужно, а потом выкинуть за ненадобностью. Без лоха и жизнь плоха, да.
Да что она делает-то? Патроны ищет? Похоже, последовала его совету.
Ждать, как агнец на заклании, Саша не собирался, но и за своим автоматом, который бармен отшвырнул подальше, не побежал. Просто оттолкнул её, рассчитав силы и направление. Чтобы не было ничего железного позади, чтобы не разбила голову об острый край. Позади, конечно, не мягкая кровать, а твёрдая дверца шкафа. Но острых углов, металлических ручек и стёкол нет.
Поэтому, хоть и впечаталась, и присела на пол рядом, но повреждений не получила. Старый шкаф и то сильнее пострадал, жалобно заскрипев. Злости не было. Всё получилось, как надо. Подошёл и спокойно вырвал ружьё.
Слава богу, Анжела не стала его лицемерно виноватить: мол, нельзя бить женщину. Просто сказала, что о нём думает. Всхлипывая и потирая ушибленную голову.
–Всегда знала, что ты тварь. Папа был прав.
–«Папа», значит? А если б мама, мама твоя была жива, она бы тебе рассказала ещё больше. Что я подонок, изменщик, алкаш, наркоман, лучшие годы отниму. Даже не видя меня. Да, я монстр, ты права. Но вы ещё хуже.
Саша даже сплюнул.
Пошарил в тумбочке и действительно нашёл там патроны. Сунул в карман куртки.
–Не вздумай что-нибудь учудить, прибью. Я всё знаю. Что твой папаша,– он пнул лежащее тело,– давно от меня избавиться хотел. И лил тебе в уши гадости.
Саша видел, что ей страшно. И это правильно. Потому что он себя сам иногда боялся.
–Сиди и не высовывайся,– в голосе появилось злое шипение.– Целее будешь. И не ори. Молча сиди. Дикари придут, им плевать кто ты. Они зверьё. Я их снаружи видел. Они людей как скот режут. С отцом что – посмотришь, когда уйду. Если прибил – сам виноват. Всё равно ему недолго оставалось. Вот люди… Вам не стыдно? Хотели смерти моей, а теперь плачетесь, что не получилось. «А нас-то за что?».
Связал ей руки бельевой верёвкой. Как попало связал. Не мастер он в этом, но оно и хорошо. За полчаса развяжется, а может, и за десять минут. Но ему хватит времени.
–Я знаю больше, чем ты думаешь. И о твоих планах на мои деньги. И о планах твоего папаши найти тебе более удачную партию, чем я. Например, того чувака из оружейной лавки.
Он назвал наобум, просто вспомнил, как она иногда перекидывалась с ним парой слов и улыбалась. Попутно зарядил ружьё. Девушка молчала.
–Ну и как, сбылись планы?– продолжал он.– Сожгли лавку-то. Думаю, и комнаты нашей на набережной нет. И пусть! Ничего нашего больше нет… А может, он тебе не только папаша, а? Нет, не говори. Мне плевать. И ты не виновата. Это не вы такие. А ваша жизнь, чтоб её. Хотите красиво жить? Там снаружи красиво. Природа красивая. А люди – такая же дрянь, только голодней и оборванней.
Он ещё раз проверил узел и верёвку и в последний раз окинул взглядом девушку, сжавшуюся на полу.
–Радуйся, что я не такой. Не пользуюсь чужой слабостью. Извиняться не буду. Но зла не держу. Было всякое. Было и хорошее. Всё, прощевай. В этой жизни мы с тобой точно не увидимся. А в следующие я не верю. Твоим словам про «люблю, жить не могу» никогда не верил. И никому больше не смогу верить.
Он понимал, что надо хотя бы кляп ей засунуть. Но не смог. Задохнётся ещё. И вырубить, оглушить тоже не смог. Даже просто кулаком – как рассчитать силу удара? Это не кино. Может умереть, а может калекой стать. Неизвестно, что там со стариком, да ну и пёс с ним.
