Впрочем, и настоящий салют минут через двадцать плаванья случился, и неясно, взорвался ли это склад пиротехники какого-нибудь купца или самих магнатов, либо оборвыши отмечали свою победу. Огненные цветы расцветали в небе минут десять, а на воде плясали отсветы всех оттенков радуги.
Но успокоился Младший только когда скрылся за отмелью, на которой застряло несколько больших грязно-серых кораблей. Вода тут мутная, можно на что-нибудь напороться днищем. Здесь стояли на вечном приколе контейнеровоз (давно разграбленный), военный корабль и несколько судов поменьше. Пристать некуда. Песчаная коса находилась в двух-трёх метрах под водой, а на сами стальные исполины забираться Саша не захотел – ухватиться не за что, можно разбиться, да и делать там нечего – всё уже сталкеры давно облазили. Так и проплыл мимо. Зато теперь оборвыши с берега его не увидят даже в оптический прицел, если у кого-то тот имелся.
Последние лучи солнца гасли, небо скрылось за облаками. Начал моросить дождь. Течение ему вроде бы помогало. На западе в Заливе ему нечего делать. Там он пропадет в море. Поэтому Саша обогнул Остров и плыл на восток.
Смотрел на мёртвые районы… скоро Васильевский будет таким же тёмным, как и остальные районы Большого Питера. Пока же его освещали отсветы пожаров.
Вдруг ему показалось, что он видит точки на горизонте. Младший лёг на дно, ожидая услышать звук мотора, но было тихо. Осторожно выглянув, снова распластался по дну. Лежал и не грёб несколько минут.
Картина была та ещё: штук десять парусов – лёгкие суда типа яхт идут метрах в ста друг от друга. Настолько это выглядело дико, что он не верил глазам. Никогда не видел столько разом.
Шли они со стороны Кронштадта.
Неужели эти, как их там… чукчи? Друзья оборвышей с северных обледенелых полуостровов. У магнатов тоже было несколько парусных яхт, они иногда устраивали морские прогулки и даже гонки. Но не такая куча. И будь это они – плыли бы прочь от Острова, а не к нему.
Никуда не торопятся. Даже если у них есть двигатели, горючее приходится жёстко экономить. Город уже их. А силы серьёзные. Это, конечно, не парусник «Седов», который он видел на картинке, но человек по тридцать в каждую может набиться. И пулемёты, возможно, есть. Вот тебе и пираты.
Дождь прекратился. Море стало тихое. Выглянула луна. Данилов глянул на берег и увидел, что проплывает мимо Стрелки Васильевского Острова. Он долго приглядывался, пока не понял, что Ростральные колонны с носами кораблей превратились в вешательные колонны. На одной висело уже человек десять, как ёлочные игрушки.
Однако его несёт слишком близко к берегу. Нет уж. Взял к северу, подальше. Не собирается он тут причаливать. Надо плыть к материку. То есть – в сторону Петроградки. Там сойти на землю, за линией фронта. И попытаться затеряться ото всех.
«Прощай, Остров. Свиная чума на ваши дома».
Наверное, у него уже раз пять так было, когда он оставался единственным – или почти единственным – уцелевшим. Проклятье Агасфера, которого никому не пожелаешь. Может. хоть этот раз будет последним.
Раньше, видя скотство, он говорил себе: «Это не люди». Но ещё лет пять назад начал подозревать: а вдруг всё наоборот? И не-люди, не совсем нормальные люди – это те, которые на его долгом пути проявляли человечность. А вот эти – нормальные. Апофеоз нормы.
«Тогда именно за это вы получили. И ещё получите».
Некого спасать. Они не изменятся. Уснуть на сто лет, проснуться – а всё вокруг то же самое. И какое им дело до того, что будет через тысячу лет с цивилизацией, если им плевать даже на то, что будет через год с ними? И Уполномоченный невысоко возвышается над другими мразями, потому что каждый в мире – Уполномоченный. Кому тут светить фонариком? Тут даже маяк не разглядят. Тут злые люди стекаются на страх и страдание, как стервятники на падаль. И не откажутся напугать того, кто уже боится. И помучить того, кто и так испытывает боль.
Шёл через руины, горы и степи с мыслью, что главный враг – такой же человек, и одной пули хватит. А о том, что есть кому его заменить – как-то не думалось… Понял это только там.
Но, по большому счёту, ни одно поколение ни в чём не виновато. Ведь их уже сюда родили, да ещё согласия не спросив.
«Предки. Иногда я злился на вас… Нам вроде бы есть за что вас ненавидеть. Ведь это из-за вас мы здесь. Но это наш мир, и другого я не представляю. Что толку вас обвинять? Вы сами – только звено в цепи. Вы стали такими, какими вас сделало ваше время. Такова человеческая природа».
Надо выжить самому, других сверхзадач нет. Богодул был прав. Нет ничего, кроме удовольствия, которое можно получить в этой короткой и злодолбучей жизни. Только оно – настоящее. Как и боль. Тому, что внутри нас… не нужно разумное и вечное. Ему нужна еда, плоть… а ещё иногда – власть над теми, кто слабее.
Сохрани искру глубоко внутри, но больше никому не пытайся светить.
Сейчас удовольствием для Саши будет просто поесть вяленой рыбы. Мешочек с ней он нашёл на дне лодки. Забытая заначка лодочника. Корюшка была мелкой, но вкусной, Саша съел всё до крошки. Потом, правда, захотелось пить, а воду надо экономить. У него была фляжка, но неизвестно, где он в следующий раз сможет её наполнить. А ведь он мастер терять или, говоря по-русски, просирать.
Всё, что не распродал из торговой ячейки и из тайника под заброшенным гаражом и в летней квартире,– всё погибло. Сгорело… или досталось этим. Да и пёс с ним, с барахлом.
Оружие тоже. Винтовка «Ремингтон» досталась оборвышам. «Вепрь» и пистолеты в тайнике тоже кто-нибудь рано или поздно найдёт. И это не говоря уже про трофейные и казённые стволы, которые как приходили, так и уходили… Автомат! Где его «калаш»? Он же его так и не нашёл, когда разбирался с Сигизмундычем… А потом всё так быстро завертелось, пришлось работать вёслами, не разгибаясь… Саша внимательно обшарил лодку. Автомата не было. Остался на причале? Выпал, пока он боролся с бардом? Вспомнить не получалось, и Саша, расстроившись сначала, быстро успокоился. Больше теряем. Действительно – как пришёл, так и ушёл.
Другого бы загрызла жадность. Но это – всего лишь железяки, к которым он хоть и привыкал, но не больше, чем к компьютерной «мышке». Заменимые. А настоящее оружие – это то, что ты носишь в своей голове.
Что ещё? Накопленные «питерки» стали просто мусором… Ведь власть на Острове сменилась.
Остался он, по сути, только в том, что на нём надето. Судьба наказывала его за все наполеоновские планы.
К середине ночи, когда усталость стала невыносимой, Сашин оптимизм подувял.
Нет, берег был хорошо виден. И он даже узнавал отдельные ориентиры по очертаниям. Видел, что его унесло далеко на восток. Понял, что вёсел недостаточно, чтобы перебороть течение, которое тащило его, куда хотело, а не туда, куда ему надо.
А ещё понял, что сил грести больше нет. Мышцы уже не просто болели и немели, а отказывались слушаться.
