Пожеланий было множество. Пришлось взять блокнотик и всех их записывать. Не люблю я писать этими чертовыми приспособлениями для карябанья бумаги, потому пользовался обычным карандашом, что носил с собой практически постоянно. Типа завел себе блокнот для поэтического творчества, заодно с пишущим стержнем в комплекте. Хорошо, что этот предмет не стал, простите за тавтологию, предметом насмешек гардемаринов, хотя бы потому, что в него было удобно зарисовывать и некоторые детали корабельной оснастки, хотя я и историк, но всех деталей парусного вооружения просто знать не мог, не имел возможности такой. А тут пришлось очень многое выучить, понять. А у меня такой тип восприятия — мне бы картинку с текстом, а дальше уж как-нибудь разберусь. Ну, и практика, только все равно результаты заносил в блокнотик. А теперь в нем оказались и пожелания кавалерственной дамы… ох уж ёёёёёёёёё… стоит женщину наградить орденом, как она становится маршалом, генералам и адмиралам сразу начинает мозги крутить!
Хочешь, не хочешь, а трудиться все-таки придется! За работу, Сандро, за работу!
Глава двадцать седьмая. О чувствах к прекрасному
Прекрасное только то, что мы видим издалека. Не приближайтесь к прекрасному.
Александр Вампилов
Санкт-Петербург, Морской кадетский корпус. 17 февраля 1884 года.
В. кн. Александр Михайлович (Сандро)
После коротких уточнений и согласований наша троица и еще несколько гардемаринов стали регулярно посещать репетиции театра, возобновившего свою работу после многих десятилетий простоя и забвения. Первый же визит и первая репетиция подарили мне нелёгкое испытание. Одна из воспитанниц, княжна Ольга Владимировна Оболенская, чей род, если спуститься до основ, имеет прямое отношение к Рюриковичам, лишь только бросив на меня первый взгляд, сразила душу стрелой Гименея. А точнее — две души одновременно. Ну ладно, Сандро, еще юноша, но и сущность старого академика попали под действие чар Ольги. Признаюсь, честно, что в 1987 году будучи в весьма почтенном возрасте я в первый раз посмотрел фильм «Гардемарины, вперёд!» и пропал. Шестидесятилетний пенёк переместился первый раз в прошлое, конечно, как историк и циник ржал над историческими ляпами этого кино, но что-то во мне зашевелилось… влюбился? В кого? В актрису Ольгу Машную, сыгравшую роль Софьи Зотовой? Конечно, она милочка, но поразила меня Татьяна Лютаева, игравшая роль Анастасии Ягужинской.
Ну как влюбился, нет, конечно, но вот было что-то в ней такое, что заставляло сердце замереть. И даже не внешняя схожесть с моей первой женой, такой же типаж, да, лицом схожи, а вот во взгляде… говорите, это актерская игра? Может быть, но нет-нет да и проскочит что-то такое, родное… Цветы? Письма со стихами? Романтичная хрень малолетних придурков? Нет, таким я не страдал, у меня тогда старость начиналась, а не маразм! Говорят, что сердцу не прикажешь! Врут! И лучшее лекарство от любви с первого взгляда посмотреть этот фильм еще раз. В общем, после шестого просмотра сердце окончательно успокоилось. Не знаю, что это: причуды природы или шутки фортуны, но Олечка Оболенская была очень похожей на Танюшу…
Нет, не ее точная копия, но… чертовски похожа! А этот взгляд с поволокой! Пышные, чуть курчавые волосы, лебединая шея, чувственные губы… Когда по закону пьесы мне приходилось касаться её руки губами, естественно под строжайшим надзором нескольких секьюрити из числа классных дам и иных церберов в женских платьях, то флюиды, излучаемые Ольгой, просто сводили меня с ума, тем паче, что мне всучили роль гардемарина Алексея Корсака. Я хотел вообще остаться за сценой, пусть другие играют, не люблю я фиглярства, но из-за Ольги… И черт его знает, что это такое? Гормоны молодые бушуют? Или старика пробила ностальгия? В общем, я не попал, я — пропал…
Почему я решил, что Олечка, по всей видимости также была ко мне неравнодушна? Сам себе напридумал, или? По ходу репетиций мне казалось, что ее глаза горели ответной страстью или это была правда? Естественно, мы не могли слишком открыто выразить наши чувства, а уж поцелуй мог закончиться тем, что на сцене мгновенно материализовалась бы её маменька с иконой в руках дабы немедля благословить влюблённых и мгновенно направиться под её конвоем в ближайший загс, пардон — в храм. Подумал — а так и случилось! Нет. Не поцелуй случился. А мамаша! Правда без благословения и иконы. Княгиня Оболенская, в девичестве Гагарина, действительно почти всё время находилась поблизости от любимой дочери. И тому, помимо прочих были и объективные обстоятельства. Именно ей выпало сыграть фрагментарную, но весьма ответственную роль Императрицы Елизаветы Петровны.
Я уже значительно позже узнал от своего венценосного ученика о той проверке, коя предшествовала выбору и утверждении именно этой кандидатуры. По своей глубине и тщательности, она на несколько порядков превосходила те «фильтры», через которые во времена 60-х годов двадцатого века пропускали в СССР претендентов на заграничную поездку, особенно если речь шла не о Монголии или Болгарии. Понятно, не смотря на расцвет демократии и гласности, коими сопровождались реформы, проводимые моим батюшкой согласившегося занять трон, исключительно подчинившись гласу народа, появиться в императорской короне, пусть даже и в театральной постановке, имела право лишь та, чьи предки записаны в бархатную книгу. Но была ещё небольшая деталь, требующая дополнительного заключения специалистов в вопросах генеалогии о полном наличии присутствия малейших признаков родства княгини Оболенской с Лопухинами, пусть даже на уровне: «десятая вода на киселе».
Причина, сего пусть и неофициального, но углублённого исследования уходила своими корнями в времена царствования милейшего и добрейшего Императора Петра Алексеевича. Сей достойный монарх сумел совершить деяние, которое не часто встречается среди августейших особ, а именно — женится по любви. Но при этом возникли определённые проблемы, плоды сей страсти появились до официального заключения брака. И в результате, Елизавета Петровна, формально могла считаться незаконнорожденной. А вот Лопухины, кои через Евдокию Фёдоровну были в родстве с царём Петром Алексеевичем, могли представлять реальную угрозу. Собственно, и сам история о приключениях и подвигах гардемаринов строилась именно на этом обстоятельстве. Поэтому, кавалерственная дама, фрейлина императрицы Ольги Фёдоровны, и по совместительству директриса Смольного Института её превосходительство Томилова, теперь могла с легким сердцем обрадовать княгиню, известием об поистине царской роли.
В общем каждый вечер, когда мы приходили на репетиции, был для меня праздником. Поначалу, друзья беззлобно подтрунивали надо мной. Алёшка Крылов в шутку предлагал заняться девиацией моего внутреннего компаса, ибо меня всё время тянет в сторону Смольного, а Димка Менделеев периодически демонстрировал сделанный им бумажный флажок, который символизировал букву Веди, сиречь сигнал: «Курс ведет к опасности». Но эта пикировка продолжалась недолго и очень скоро, после серии залпов двух пар голубых глаз, принадлежавших двум же очаровательным белокурым благородным девицам, мои друзья выбросили белый флаг. Первые вечера, на сцене царствовала наша троица и не имела никакой конкуренции, пока не пришло время прозвучать песне «Ланфрен-ланфра», кою по замыслу должен был исполнить мужчина, вступивший в пору зрелости, старый солдат искушенный в любовной словесности. И надо сказать, что дядюшка одной из смолянок великолепно сыграл эту роль. Когда из его уст звучал призыв: «Лети в мой сад, голубка», дамы, присутствующие в зале платочками промокали слезинки и многие из них, даже те, кто больше подходили к категории гуси-лебеди, едва сдерживали себя от попытки взлёта.
