–То есть ты веришь, что с Герметикона к нам прилетел непобедимый воин?
–Я рассказываю то, что услышал с чужих слов,– пожал плечами полковник Тарлек.– Но хочу заметить, что если пришельцы действительно разведчики, то разумно отправить на незнакомую планету не только учёных, но и хорошо подготовленных бойцов.
Предположение прозвучало логично, однако сейчас эта логика бесила Наамара.
–Что делает Феодора?
–Укрылась в Парящем замке.
И тоже – логично. И тоже – бесит. Потому что после неудачи на воде атаковать хорошо защищённую крепость было бы подлинным безумием.
Впрочем, ведь он дал слово…
Неудачная атака и последовавший разговор с Феодорой заставили Наамара задуматься над происходящим по-настоящему.
Остановить мобилизацию и отвести войска?
Остановить войну, подготовка к которой шла четыре года и сожрала массу ресурсов? Огромное количество ресурсов, которые могли бы подстегнуть экономику Стремления, но ушли в войну. Советники морщились и говорили, что он убьёт экономику, а он отвечал, что война гарантирует прибыль, добыча превзойдёт ожидания, и Стремление Фага навсегда встанет во главе Траймонго.
Он обещал. Ему поверили. Колоссальные средства потрачены на армию, и в то самое мгновение, когда война становится неизбежной… она теряет смысл.
Или не теряет?
Ну, прилетели разведчики Герметикона, и что? Да, у нас война, чуть-чуть подождите, пока не до вас. Не улетят же они. А если улетят, то вернутся и будут договариваться с победителем – с кем же ещё? То есть в отношениях с Герметиконом война ничего не поменяет, только улучшит.
И лишь один нюанс портил эти правильные в целом рассуждения – пришельцы общаются с Феодорой, пропитываются её мнением, возможно, начали ей доверять, возможно, уже обсуждают первоначальные условия сотрудничества, и кто знает, как они отнесутся к агрессии против Уло? Вдруг решат поддержать южные Стремления против северян?
И да – как они относятся к фага? Если верить докладам, все пришельцы – люди, вдруг в Герметиконе перебили всех своих фага, опасаясь возвращения Белого Мора? Вдруг они не испытывают к фага ничего, кроме ярости и презрения? Как узнать?
Что делать?
Впервые в жизни Наамар пребывал в столь сильных сомнениях. Впервые в жизни он отчётливо понимал, что от принятого им решения зависит и судьба фага, и его личное будущее.
«А что может со мной произойти?»
Если принять предложение Феодоры, остановить мобилизацию, отвести войска и приступить к переговорам с посланниками Герметикона, то помимо экономических проблем обязательно возникнут политические – придётся убеждать в правильности принятого решения тех, кого он четыре года настраивал на войну. Они хотят убивать, а он в последний момент пошёл на попятную.
«Поднимутся ли они против меня? Могут. Справлюсь ли я с ними? Да, но придётся приложить усилия…»
Что же касается экономики, то её разгонит межзвёздная торговля. Но поскольку потраченные ресурсы никто не вернёт…
«Через год или два Мэя нас проглотит. Никаких сомнений. И винить в этом будут меня. Всю мою семью. Всех потомков гордых даров. Династия падёт, а поддержки не будет, потому что они отказались от адигенской формы правления, точнее, не смогли её установить… Как адигены относятся к фага? Уж они-то наверняка не считают нас ровней…»
А если продолжить задуманное и следовать прежним курсом – на войну?
Для начала не придётся никого ни в чём переубеждать, поскольку в этом случае политические проблемы возникнут только в случае военных неудач. Если начать вторжение до того, как Феодора объявит о прибытии посланников Герметикона, то её заявления не будут иметь никакого смысла – войну не остановить.
«Что будет в случае победы?»
Вариант поражения Наамар рассматривать не собирался, поскольку понимал, что в этом случае его будут судить и, скорее всего, казнят. А значит, плевать, что будет с экономикой, Стремлением и всем Траймонго.
«Итак, одержав победу, я устанавливаю уверенный протекторат над всеми Стремлениями. Очаги сопротивления остаются на Небе, поскольку штурмовать его нереально, но без поставок продовольствия из Садов они долго не протянут. В Садах будут действовать партизанские отряды, но при здравой политике с мирным населением и жестокой – с непримиримыми выступления будут подавлены в течение года или двух. Что же касается Герметикона… Они наверняка знают, что такое война. Нравится им воевать? Сомнительно, война мало кому нравится. Но какое им, собственно, дело, что происходит на Траймонго? Противоречия накапливались не один день, и на последнем этапе войну остановить невозможно. А значит, им остаётся одно – наблюдать и ждать, кто одержит победу.
А победитель…»
И тут Наамар понял, что, несмотря на всю свою уверенность, он всё-таки сомневается в исходе войны. Боится, что не сможет одержать верх над Радбудом и Феодорой, которая наверняка его поддержит. Точнее, начал сомневаться и бояться, потому что появилась неизвестная величина:
«Проклятые пришельцы!»
–Синьор сенатор,– негромко позвал его полковник Тарлек. Он знал привычку Наамара впадать в размышления, терпеливо ждал, когда сенатор сам вернётся в реальность, но не дождался.– Синьор сенатор!
–Что?– рявкнул вырванный из раздумий Наамар.– Ты ведь знаешь, что меня нельзя беспокоить!
–Примерно час назад с Неба спустился неизвестный воздушный корабль,– быстро сообщил Тарлек, глядя разъярённому сенатору в глаза.– Они здесь, синьор сенатор, они прилетели.
–Где «здесь»?– нахмурился Наамар.
–В Стремлении Харо.
–Я в Стремлении Харо!
–Да, синьор сенатор,– подтвердил Тарлек.– Неизвестный воздушный корабль находится в двух часах езды от нас. И немного вверх.
Глава 5
в которой Помпилио ведёт разговоры в Парящем замке, Мерса переживает, Галилей открывает глаза, Наамар изучает варианты, Бабарский совершает путешествие не по своей воле, юный Занди показывает себя настоящим другом, а Крачин становится капитаном и, увы, недобрым волшебником
Парящий замок…
Восхитительная природа благословенных Садов – переплетение густых лесов, холмов, полей и рек, бесчисленных озёр и величественных Стремлений – способствовала развитию на Траймонго самобытной и весьма изысканной архитектуры, некоторые образцы которой вызывали одобрительные кивки даже у Помпилио: длинные и высокие каменные мосты, украшенные скульптурами и мифологическими животными; дворцы и поместья, фасады которых выходили не на дороги, а к берегам; башни, неожиданно вырастающие посреди леса… Траймонгорцы любили свой мир и старались сделать так, чтобы рукотворные творения, во всяком случае лучшие из них, не разрывали полотно чудесной природы планеты, а соответствовали ему, украшали, а не портили. Ведь когда твой мир преисполнен красоты, жить в страшных домах – неестественно. И противно.
