Нахмурившись, Ник убрал платок в карман. Кузен опять одержал над ним верх, и так было во всем. Эта мысль привела Ника в ярость. Деньги были нужны ему, как никогда, и он намеревался получить их, несмотря ни на что.
Приподняв шляпу, он откланялся, но никто ему не ответил. Тогда он пренебрежительно улыбнулся, хотя внутри у него все клокотало. Еще одно унижение по вине его кузена.
К счастью для Ника, существовали другие, более изощренные и, безусловно, более эффективные способы рассчитаться за этот публичный позор, чем драка на кулаках. Алек дорого заплатит за этот небольшой инцидент – и на этот раз не только деньгами. Очаровательная Джулия также не останется в стороне.
Эта мысль немного успокоила графа. Жена Алека не походила ни на одну из женщин, которых он знал. Женщины обожали его внешность, но ни одна не затронула его сердца, если, конечно, оно у него было. В Джулии же ощущалось нечто, что, как он надеялся, могло пробудить к жизни его очерствевшую душу.
Немного посмеявшись над собственным безумием, Ник махнул рукой извозчику и сел в коляску. Какая чушь! Его душа так же мертва, как и сердце.
Вскоре извозчик доставил его к нужному дому на Лора-стрит. Ник терпеть не мог эту часть города: на ее улицах всегда было слишком много жителей – адвокатов, журналистов и простых обывателей. Здесь его никто не знал, и это тоже раздражало и немного пугало.
Он поднялся по прогибавшимся под ногами деревянным ступенькам и постучал в дверь с облупившейся краской, а спустя полчаса вышел из дома; на его лице снова играла улыбка. Приказав извозчику ехать по дороге, ведущей к дому Хантерстона, Ник приподнял край обтрепанной занавески и стал ждать.
Дом кузена не выглядел таким большим и внушительным, как особняк Бриджтонов, но все же имел свое очарование; его окна были темны, за исключением одного в верхнем этаже. Ник подумал, что, возможно, это окно Джулии, поджидающей возвращения мужа.
Он улыбнулся и опустил занавеску. Скоро все это будет принадлежать ему. Предпринятые им меры обязательно возымеют надлежащее действие. Он стукнул тростью по потолку кареты и приказал извозчику ехать в Мейфэр, в свою роскошную уединенную резиденцию.
Глава 25
Уже занимался рассвет, когда Алек вернулся домой; не снимая перчаток и шляпы, он, перепрыгивая через ступеньки, взбежал по лестнице и распахнул дверь в спальню жены.
Услышав, как хлопнула дверь, Джулия приподнялась и села на постели. Покраснев от смущения, она натянула на себя покрывало и посмотрела на него, моргая спросонок.
– Это вы, Алек?
От этого вопроса его раздражение возросло еще больше.
– Кто еще, кроме меня, мог бы войти в вашу спальню и столь раннее время?
Нахмурившись, она откинула за плечо толстый жгут пушистых каштановых волос.
– Да, и в чем же дело?
Резкими стремительными шагами виконт подошел к кровати и бросил на покрывало карточку.
– Что это такое, сударыня?
Джулия взяла карточку и искоса на нее взглянула.
– Не могу сказать точно, но, судя по размерам, это обычная визитная карточка.
– На ней написано слово «Агентство», если быть точным.
Она неестественно широко раскрыла глаза.
– Это от галантерейщика?
– Нет.
– Как жаль! Эдмунд как раз на днях говорил мне, что ему нужен хороший...
– Вы отлично знаете, чья это карточка!
Джулия вздохнула, и с ее лица исчезло притворное выражение неосведомленности.
– Конечно, я знаю. – Она разглядывала карточку, держа ее перед собой на расстоянии вытянутой руки. – Когда мы оформляли заказ, мне больше приглянулся кремовый цвет бумаги, но Мэдди почему-то воспротивилась...
– Леди Бирлингтон была с вами, когда вы их заказывали?
– Ну да, разумеется. Она дотошно выясняла все до мельчайших деталей: цвет, размеры, надписи. О, она нам очень помогла!
Алек провел рукой по волосам.
– Боже правый!
– В чем дело?
– Как вы можете это спрашивать?
– Ради Бога, прекратите! – Джулия отбросила покрывало и спустила ноги с кровати. – Вы ведете себя простое нелепо! Врываетесь с утра пораньше с глупыми расспросами и неистовствуете из-за какой-то карточки. Вы становитесь еще более придирчивым, чем викарий Эштон.
До Алека эти слова доносились как из тумана– Ткань ночной сорочки Джулии чуть поблескивала в неярком утреннем свете; розовый атлас был таким же восхитительным, как и та плоть, которую он еле прикрывал. Лиф с глубоким вырезом почти не скрывал грудь, а сама сорочка, будто вторая кожа, облегала фигуру, подчеркивая восхитительный изгиб бедер и изящную линию ноги.
Сердце Алека гулко забилось. У этой ночной сорочки был самый откровенный покрой, который он когда-либо видел.
– Где, черт побери, вы ее раздобыли?
Джулия слегка провела ладонями по гладкому блестящему шелку, при этом тонкая ткань еще теснее прильнула к ее груди, сделавшись практически прозрачной.
– Сорочку? Я купила ее вчера. – Она посмотрела на него сквозь ресницы, и ее губы тронула легкая улыбка. – Вам нравится?
Он сразу возненавидел эту сорочку. От лифа между ее грудями легли соблазнительные тени, и к тому же она так тесно облегала ее бедра...
Стиснув зубы, он снова попытался сосредоточить внимание на карточке, теперь прикрытой покрывалом.
– Мне хотелось бы поговорить с вами об этом безобразии, а не о вашем непристойном наряде.
Плечи и шея Джулии тут же порозовели, сравнявшись по цвету с ее одеянием.
– А вот я не считаю его непристойным. Вполне удобная сорочка. Ну, может, за исключением тех случаев, когда я поворачиваюсь, – тогда она задирается вверх и собираются складки на талии и между...
– Ради Бога, замолчите! – Будь на ее месте любая другая женщина, виконт непременно подумал бы, что она просто издевается над ним.
– Вы напрасно сердитесь...
Алек нетерпеливо пригладил волосы.
– Я полагаю, что ваша ночная сорочка шокирует кого угодно. К тому же она вполне подходит женщине, которая, словно какая-нибудь владелица лавки или магазина, раздает карточки клиентам.
Полные губы Джулии неодобрительно сжались.
– Не знаю, почему вас это вообще беспокоит. Из-за вашего поведения наши с вами отношения практически прекратились.
– И тем не менее шанс все наладить еще остался, хоть и небольшой.
– Нет, учитывая ваше распутное поведение, постоянные выпивки, игру в карты и бог знает что еще.
Алек резко обернулся:
– В отличие от вас мое поведение не выходит за рамки светских приличий.
