Только к вечеру уставшие люди вышли в нужный квадрат. Ноги подкашивались, перед глазами стояла плотная муть. Скалы перемешались с лесом, и часто приходилось их огибать. Населенные пункты тоже обходили, зацепили край пронзительно пахучего болота. На окраине деревни брызнула врассыпную стайка детишек – эсэсовские мундиры, пусть и черные от грязи, не внушали доверия подрастающему поколению.
Хутор Мирдзы находился в распадке между черными скалами. Раньше сюда вела проселочная дорога, теперь она заросла молодыми побегами и была завалена стволами деревьев.
–На машине сюда не добраться,– сообщила Рамона.– А пешая дорога трудна и опасна, нужно знать тропы. Вражеские солдаты без серьезной причины здесь не появятся.
За хвойными деревьями возникли обгоревшие постройки, заросшие сорняками. Центральное строение выглядело целым, если не замечать разбитые окна и частично обрушенную крышу. С северной стороны к хутору примыкало вытянутое строение – овин или амбар. А возможно, в нем держали скот. Во дворе стоял закрытый колодец. Сдвинув крышку, оперативники обнаружили ржавое ведро, прикрепленное к цепи, а на дне колодца – немного воды – мутноватой, но пригодной для употребления.
В доме было холодно и неуютно. Мебель отсутствовала. Пол во многих местах проломился, а там, где еще держался, ходить было крайне нежелательно.
–Вы гостеприимны, Рамона,– подметил Влад.– Весьма удобное место, чтобы переломать ноги.
–Переломаете не только вы,– пожала плечами девушка и внимательно посмотрела в глаза советскому майору,– но и те люди, что решат напасть на вас ночью. Это шутка, не обращайте внимания. Вам не предлагают ночевать в доме, это действительно опасно. Присмотритесь к коровнику. Я не шучу и не издеваюсь. Сарай разделен на загородки, там давно выветрился запах. Можете натаскать сена, здесь его много. В случае опасности отступать можно в любую сторону, рядом скалы и лес. Место безопасное, но все может случиться. Если нас преследуют, могут найти по следам.
–Вы правы,– вздохнул Дымов.– Безопасности много не бывает. Спасибо и на этом, Рамона. Ночи уже не холодные, потерпим.
–В сенях есть подвал.– Девушка кивнула на центральное строение.– Он не развалится, можете не бояться. Только дальше сеней не ходите. В подвале должны остаться консервы и соления. Еще сухари – если они не заплесневели.
–А вот за это спасибо,– обрадовался Дымов.– А вы не останетесь на хуторе? Уже покидаете нас?
–Да, нам придется вас оставить.– Девушка смотрела с вызовом и каким-то подозрительным любопытством.– У нас есть дела. Завтра придут люди и с вами поговорят, будет решаться вопрос: целесообразно ли вам помогать. Не волнуйтесь, мы не расскажем немцам, что вы здесь. Это было бы странно – согласитесь.
«А что тут странного,– подумал Влад,– если все в этой стране – инопланетяне?» И мысленно одернул себя: это не страна, а одна из республик в составе Союза Советских Социалистических Республик.
–Даже мыслей таких не питаем, Рамона. Делайте, что считаете нужным,– вы свободные люди в освобожденной стране. Но не забывайте о нашей просьбе, очень прошу. Я не могу вам рассказать, что происходит на засекреченном объекте, но открою часть тайны: если объект успеют эвакуировать, проблемы будут не только у моей страны, но и у ваших любезных буржуазных государств…
Горе-подпольщики уходили, шатаясь от усталости. Отдыхать они не стали, значит, путь предстоял недолгий. Рамона обернулась, прежде чем скрыться за деревьями, отыскала глазами майора контрразведки и смерила его весьма неопределенным взглядом.
Глава седьмая
До темноты представители латвийского Сопротивления не вернулись. Пришлось налаживать оборону. Балабанова на веревке спустили в погреб, он извлек древние консервы, запаянные банки с овощами, жалуясь, что внизу все прогнило, и стоит чихнуть, как все посыплется. Операцию провели ювелирно, боец не пострадал. Добытых продуктов хватит на неделю. Уходили из дома на цыпочках, держась за стены.
До полной темноты Дымов обошел сгоревшие строения. Лезть туда не стоило, осветил головешки фонарем.
–Ничего здесь нельзя,– пошутил по этому поводу Пушкарь,– даже то, что можно.
Снова проснулась злость. Ну, и где эти чертовы подпольщики? Почему так долго? Не ждет ли группу контрразведчиков безрадостный сюрприз?
Ближе к ночи разместились в северной части амбара (или что тут было в благодатные времена). Запашок вопреки обещаниям присутствовал. Дощатые загородки разделяли пространство на сегменты. Путей к отходу действительно хватало. Зияли дыры в стенах, в дверном проеме отсутствовала дверь. В углу громоздилась гора спрессованного сена – и все это благолепие немедленно пошло в ход. Сено растаскали на лежанки. Гниющая растительность отчаянно благоухала.
–Оружие из рук не выпускать,– предупредил Дымов.– Дежурим по часу. Караульный может выйти. Но не маячить там в лунном свете, работать ушами… если больше нечем. Балабанов, дуй по праву молодого первым на пост. Затем Пушкарь, Садовский и так далее. При первых признаках тревоги рассыпаемся в разные стороны.
Влад ворочался в соломе, завернувшись в кусок брезента. Беречь эсэсовскую униформу смысла уже не было – отслужила свое. Сквозил ветерок, через прореху в крыше заглядывала луна, мерцали звезды. И дружище Морфей куда-то запропастился…
Утром набежали тучи, погрузили мир в унылое марево. Чувствовалась высокая влажность. И еще что-то чувствовалось… Влад похолодел, стиснул автомат, с которым спал в обнимку. Рядом находились посторонние. Он ощущал их присутствие каждой клеточкой своего тела. Кто-то глухо кашлянул, заскрипела гнилая древесина. Садовский, мать его, проспал, засоня!
Дымов откинул брезент, резко сел на колени.
–Оружие не трогать, стреляю!– пролаял голос с сильным акцентом.
Дрогнула рука, и Дымов не решился поднять «МП-40». Картина по пробуждении предстала какая-то безрадостная. В помещении находились несколько человек в штатском. Они прокрались неслышно, застали смершевцев врасплох. Уже почти рассвело, различались силуэты, но лица прятались в сумраке. Ближе всех стоял кряжистый мужчина в кепке. Он целился из автомата – из советского «ППШ», неведомо как оказавшегося в этой части света. За ним маячили еще трое – мужчины в длиннополых одеяниях, с немецким оружием. И сзади выразительно покашливали.
Заворочался Мишка Балабанов, схватился было за оружие, но передумал. Заспанно моргал Леха Пушкарь и матерился сквозь зубы. Дымов медленно поднялся, оставив в покое автомат. Глаза за прицелом «ППШ» были холодные, палец поглаживал спусковой крючок. Мелькнула странная мысль: эти люди сами не знают, что делать дальше.
Звонко переломилась половица, кто-то ввалился внутрь. В колючих глазах мужчины с «ППШ» мелькнула досада. Дымов скосил глаза. Садовский проснулся! Какое радостное событие! Он отключился где-то за пределами сарая, возможно, у дерева прикорнул, вот его и не заметили. Сон еще не развеялся в голове, иначе бы он вел себя по-другому. Но отказать в решимости капитану было нельзя. Глаза блестели, он сжимал гранату в поднятой руке.
