—Она тебе попку налимонит.— Сказал голос, врезавшийся в мою душу.— Не спится?
—Как и тебе.— Я улыбнулся Данте, проковылял к столу, а потом вдоль него, и сел напротив друга. Он был все в том же облачении, но, судя по взъерошенным волосам и блестящей коже, принял душ.
—Да,— сжав губы, согласно закивал Данте,— как и мне.
—А ты чего не спишь?
—Да, собственно,— он смотрел на стол, не поднимая на меня глаза,— как раз собирался. Нужно только в оружейной взять пару жилетов и — манифик!
—Не понял. А нафига тебе жилеты?
—Здрасьте!— Он поднял на меня возмущенное лицо.— Тут вообще-то не Окинава.
—Эм?..— Снотворное все же подействовало — мысли вдруг стали тягучими и заме-е-е-е-едленными.
Данте внезапно стал спокойно-серьезным.
—Я с Катей расстался.— С крохотной улыбкой сказал он.— А, стало быть, с комнатой тоже.
—Как? Но-о-о…
—Да вот так.— Он опустил глаза, опять уставившись в стол.— Помнишь, я говорил тебе про мир? Вот я нашел свой мир, завоевал, а что делать с ним… Так до конца и не понял.— Он хмыкнул и сжал губы.— Ребенок устроил истерику, кричал и плакал, нервировал мать и она, из последнего, отложенного на хлеб бабла, купила ему этого чертова робота. А когда они шли домой, он просто бросил его в лужу, потому что за прошедшие тринадцать минут, он перестал быть ему интересен.— Он посмотрел на меня, абсолютно спокойно, пугающе спокойно.— Я добивался ее с двенадцати лет. В пятнадцать добился. А в восемнадцать… Желаю тебе не ошибиться, а то… как-то некрасиво вышло. Она расстроилась.
—А ты?
—Я тоже. Тут все-таки холодно, зато задница в холоде так гореть не будет. Так что, в общем все сбалансировано.
—И ты…— я не договорил. Если честно, странное спокойствие Данте меня немного пугало. Я списывал это на пережитый им стресс, но он выглядел абсолютно нормально.
Он снова хмыкнул. И внимательно посмотрел на меня.
—Мы слишком много времени и сил отдаем ненужным вещам. Переживаниям например. Они занимают так много места и времени, а ведь по сути… жизнь может оборваться в любой миг, ты можешь даже этого не заметить. Поэтому не стоит переживать, нужно жить дальше. И быть честным. С самим собой в первую очередь.— Его лицо стало бледным, голос немного подрагивал.— Тогда жить станет немножечко легче.
2.12
Было тепло. И сладко. Эта сладость раннего утреннего сна, сна от которого совсем не хочется отрываться. Сна, в который ты погружаешься как в вату, он обволакивает тебя с каждого бока, тебе мягко как на облаке и тепло как в наполненной горячей водой ванне. Сна, во время властвования которого приходят самые яркие сновидения, которые потом, как бы ты ни пытался, ты не можешь вспомнить.
Вот, как и со сновидениями, когда я открыл глаза, я ничего не мог вспомнить. В первую секунду, когда мои тяжелые веки, подрагивая, открылись, я не мог понять где я находился, что происходило вокруг и даже, какой сейчас год. И тут же, вместе с покалываниями и мурашками дремоты, как назойливая девушка, которой ты давно уже все объяснил, ко мне пришла боль. На этот раз не только в груди — везде. Тело ломило так, словно меня сунули в эпицентр ядерного взрыва, после чего соскребли остатки и хорошенько прокрутили в мясорубке. Болело все, от пяток до кончиков волос. Кряхтя и постанывая, я приподнялся и с меня съехал теплый плед, которым я был укрыт до самого подбородка.
—Ну и как ты это объяснишь?
Перед лицом возникла суровая мордашка Леи. Я похлопал глазами, повернулся.
—Я же говорил, что налимонит.
Лешка сидел напротив, на другой стороне стола, рукой подпирая самодовольную мину.
—Д-доброе утро?— Осторожно произнес я больше вопрос, нежели пожелание.
—Доброе, блин!— Лея оперлась о стол, склонившись надо мной близко-близко.— Слейвин, ну что это такое?
—Прости.— Криво улыбаясь ответил я.— Я пытался, честно.
—И?
—И-и-и-и… прости.
Девушка взмахнула руками и отошла.
—Ведь сказала же, хоть эту ночь проведи у меня — тебе же лучше! Нет, надо все по-своему сделать! С приятелем поболтать полночи.
—Я тут совершенно не причем!— Данте изобразил тотальное изумление.— Он сам пришел. Сама знаешь — он сам приходит, сам все делает, а потом все страдают и попки пылают.— Он нахмурился, смотря мне в глаза.— Моя в первую очередь.
—Завянь.— Я попытался встать со стула на котором умудрился заснуть, но комбо из жилета с болью в груди и спине, настоятельно убедили меня не рыпаться.— Сестренка, прости, я пытался заснуть, но… мысли и-и-и… все такое.
—И все такое.— На выдохе, покачивая головой, произнесла Лея и достала из кармана шприц.— Руку давай.
Лучше было молчать. Молчать и повиноваться. Дал руку, проследил как лекарство исчезло под кожей, согнул руку зажав ватку и глянул на Лею.
—Не злись.
—Да ну тебя.— Она отмахнулась, убрала шприц и двинулась вдоль стола.— Чтобы хорошо позавтракал. Не съешь двойную порцию — действительно налимоню.
И через сорок минут общая зала наполнилась людьми. Конечно, если можно было так сказать про семерых человек. Рика лучезарно улыбнулась мне и, немного поколебавшись, села на свое место. Я сидел рядом с Данте, который старался не смотреть на Катю. Та, гордо задрав носик, прошла мимо и села рядом с Рикой, всем видом демонстрируя безразличие и позитив. Хотя, распухшие покрасневшие глаза громко говорили о бессонной ночи и промокшей подушке. Танк поприветствовал нас, коротко поинтересовался про наше состояние и, задержался у своего места. Лея, сидящая рядом с Танком, уже заняла свой стул. Перед каждым стояла полная тарелка. От овсянки в вверх поднимались аппетитные лоскутки пара.
—А где Саня?— Спросил я, заметив, что его опять не было.
—Негром работает.— Данте запустил в рот ложку каши.— Хорошо, что сахар еще остался. Немного подслащивает житуху.
Танк окинул взглядом залу, удовлетворенно кивнул и, повернув голову, крикнул:
—Хантер, заноси!
Из коридора показался Санька, несший за ручку огромный почерневший от копоти чан. Из емкости доносился запах реки, едва уловимый аромат тины, и мяса, неопределенного мяса. С победоносным, но и замученным видом Саня поставил чан на стол и сел. Вернее просто упал на стул. Видок у него был тот еще. Мы все и без исключения, хотя Танк все же был исключением, приподнялись, заглядывая в чан. И, наверное, у каждого из нас последовала одинаковая оценка — широко распахнулись глаза, открылся рот и последовало пораженное восклицание.
Чан был до отказа забит раками. Огромными, с толстыми длинными клешнями, красными от горячей воды и невероятно аппетитными. Ракообразные варились вперемешку с какой-то зеленью и прекрасно пахли.
