Котаке хотела скорее вернуться обратно. Она боялась, что муж начнет расспрашивать ее о своем нынешнем состоянии, о том, что сделала с ним болезнь. Она не хотела говорить ему об этом. Пора было возвращаться в настоящее…
Кофе уже почти остыл.
–Кофе не должен остыть…– сказала Котаке и поднесла чашку к губам.
–Так что я многое забываю… Я… забываю тебя?– произнес Фусаги, опустив глаза.
Услышав это, Котаке оцепенела. Она даже не поняла, почему перед ней стоит кофейная чашка.
(Забываешь меня?..)
Котаке с тревогой посмотрела на Фусаги. Когда он задавал этот вопрос, в его голосе звучало такое отчаяние. Она никогда не представляла, что он может выглядеть так потерянно. Она не смогла выдержать его взгляда и опустила глаза.
–…
Уклонившись от ответа, Котаке тем самым ответила «да» на вопрос Фусаги.
Он заметил ее внутреннюю борьбу.
–Я понимаю… Я очень сильно этого боялся…– сокрушенно пробормотал Фусаги. Он так низко склонил голову, что со стороны его шея казалась сломанной.
Глаза Котаке наполнились слезами. Ему поставили диагноз – болезнь Альцгеймера, и каждый день он боролся со страхом потерять память. Но она, его жена, не замечала, и он терзался этими мыслями в одиночестве. Узнав, что она пришла из будущего, первым делом он захотел узнать, забыл ли он ее, свою жену. Это открытие шокировало Котаке, она чувствовала себя несчастной и счастливой одновременно.
Это придало ей силы взглянуть в глаза Фусаги, даже не утирая слез с лица. Она широко улыбнулась ему, пусть он решит, что это слезы радости.
–Вообще-то твоя болезнь проходит…
(«Как медсестра, сейчас я должна действовать силой убеждения».)
–На самом деле, в будущем ты признался мне…
(«Я могу сказать что угодно, не меняя настоящего».)
–…в том, что тебя тревожило…
(«Кому будет хуже, если я солгу? Если я смогу унять его тревогу, пусть даже на мгновение, оно того стоит…»)
Котаке так хотела, чтобы он поверил во всю ее ложь. Она бы сделала что угодно для этого. У нее ком стоял в горле. Слезы текли ручьями по лицу. Но она продолжала с улыбкой:
–Все будет хорошо…
(«Все будет хорошо!»)
–Ты выздоравливаешь…
(«Ты выздоравливаешь!»)
–Не волнуйся…
(«Ты выздоравливаешь… Правда!»)
Каждое слово, которое она говорила Фусаги, она говорила с полной уверенностью. В ее сознании все это не было ложью. Даже если Фусаги забыл, кто она такая… Даже если ничто из того, что она сделала, не изменит настоящего. Фусаги смотрел Котаке прямо в глаза, а Котаке, не отрываясь, смотрела на него, и по ее лицу текли слезы. Фусаги выглядел счастливым.
–Правда?– спросил он мягким шепотом.
–Да,– ответила Котаке и кивнула.
Фусаги нежно смотрел на нее. Опустив взгляд на коричневый конверт в своих руках, он медленно приблизился к Котаке.
Расстояние между ними сократилось настолько, что можно было передать письмо.
–Вот,– сказал Фусаги. Он, как застенчивый ребенок, передал ей конверт двумя руками.
Котаке попыталась отстранить письмо.
–Но тебе становится лучше,– возразила она.
–Тогда ты можешь выбросить его,– сказал Фусаги, еще настойчивее протягивая ей письмо. Его тон отличался от обычного. Он произнес это так мягко, что у Котаке появилось странное ощущение, как будто она упускает что-то из виду.
Фусаги снова протянул коричневый конверт. Дрожащими руками Котаке схватила письмо. Она не была уверена в намерениях мужа.
–Пей. Твой кофе остынет,– сказал Фусаги, демонстрируя то, что он был в курсе всех правил.
Котаке благодарно кивнула. Не произнося ни слова, она потянулась за своим кофе.
–…
Как только Котаке крепко взяла чашку, Фусаги повернулся спиной.
Как будто время для них как супружеской пары закончилось. Слезы ручьем хлынули из глаз Котаке.
–Дорогой!– исступленно закричала Котаке. Фусаги не обернулся. Его плечи сотрясала мелкая дрожь. Котаке одним глотком допила кофе. Она выпила его залпом не из боязни опоздать, а скорее из уважения к Фусаги, повернувшегося спиной, чтобы она могла быстро и безопасно вернуться в будущее. Такова была глубина любви Фусаги.
–Мой дорогой…
Котаке почувствовала, как ее тело начинает мерцать и пульсировать. Она поставила чашку на блюдце. Все, что оставалось теперь сделать,– это вернуться в настоящее. Эти несколько минут, в которые она снова ощутила, что они супруги, что их двое и они вместе, прошли. Внезапно Фусаги обернулся и произнес то, что она уже не могла слышать, но прочитала по губам:
–Спасибо тебе.
Сознание Котаке слилось с паром и устремилось из прошлого в настоящее. Котаке не могла остановить бесконечный поток слез. Она сразу заметила, что Казу и Кэй снова появились в ее поле зрения. Она вернулась в настоящее – день, когда Фусаги уже совершенно забыл ее. Одного взгляда на выражение лица Котаке было достаточно, чтобы Кей забеспокоилась.
–Письмо?– спросила она, произнося просто «письмо», а не «любовное письмо».
Котаке бросила взгляд на коричневый конверт – письмо, которое она получила от Фусаги, и медленно вытащила сложенный лист из конверта.
Оно был написано простым фонетическим шрифтом, волнистым, как ползущие черви. Это определенно был почерк Фусаги. Пробегая глазами письмо, Котаке приложила правую руку к лицу, чтобы остановить рыдания, но слезы текли непрерывным ручьем.
Котаке разрыдалась так внезапно, что Казу забеспокоилась.
–Котаке… вы в порядке?– спросила она.
Плечи Котаке начали дрожать, и она зарыдала еще громче. Казу и Кей стояли и смотрели на нее, не зная, что делать. Через некоторое время Котаке передала письмо Казу.
Та взяла письмо, и, как будто сомневаясь, сможет ли она прочитать его, посмотрела на Кей, стоявшую за барной стойкой. Кей слегка кивнула.
Казу оглянулась на рыдающую Котаке и начала читать письмо.
«…Ты – медсестра, так что я могу предположить, что ты уже заметила. Я болен, я начинаю все забывать.
Я знаю, что ты оставишь все эмоции и будешь заботиться обо мне с хладнокровием медсестры, и будешь делать это независимо от моих странных слов и поступков, даже если я забуду, кто ты такая.
Поэтому я прошу тебя всегда помнить одну вещь. Ты – моя жена, и если такая жизнь станет невыносимой для тебя, то я хочу, чтобы ты оставила меня.
Тебе не обязательно оставаться со мной по долгу медсестры. Если я плохой муж, то я хочу, чтобы ты ушла от меня. Мы супруги. Даже если я потеряю память, я хочу быть вместе с тобой как муж и жена. Я не могу смириться с мыслью, что ты останешься со мной только из сострадания.
