–Ваша мама выглядела счастливой.
Казу замерла, опустив чашку на стол. Это длилось не больше секунды. И Нагаре, и Киоши с волнением ждали, как Казу на это отреагирует, и тут Мики нарушила неловкое молчание, воскликнув:
–Ах! Посмотрите!
Она присела на корточки и подобрала что-то с пола. Девочка держала двумя пальчиками одинокий лепесток цветущей вишни. Должно быть, он упал кому-то на голову или на плечо.
Увидеть лепесток цветка – еще один способ заметить приход весны.
–Весна наступила!– объявила Мики, и Казу нежно улыбнулась девочке.
–С тех пор как мама не вернулась из прошлого,– спокойно произнесла официантка,– я всегда боялась чувствовать себя счастливой.
Она говорила так, словно рассказывала об этом не тем, кто был рядом, а кому-то другому. Казу как будто делилась этим с самой кофейней.
–Когда моя мама вдруг исчезла… Поток радостных дней и все счастье, связанное с самым дорогим мне человеком, вдруг закончились.
По ее лицу потекли слезы.
С тех пор как Канаме не сумела вернуться из прошлого, у Казу никогда не было друзей, даже в школе. Она слишком боялась потерять их. Казу не вступала ни в какой клуб, не была частью какой-то компании ни в средних, ни в старших классах. Даже если кто-то приглашал ее поиграть вместе, она не соглашалась. Закончив школу, она сразу же вернулась в кофейню, где от нее была какая-то польза. Казу ни с кем не завязывала отношений и ни к кому не проявляла интереса. Все оттого, что она думала: «Я не могу быть счастливой». Казу твердила это себе всю жизнь.
Она посвятила всю себя этой кофейне. Казу ни о чем больше не просила и ни на что не надеялась. Она жила лишь для того, чтобы подавать кофе. Так она наказывала себя за то, что случилось с ее мамой.
У Нагаре на глазах появились слезы. Плакал он, потому что с того самого дня был рядом с Казу и приглядывал за ней.
–Со мной было то же самое,– сказал Киоши.– Если бы я не нарушил слово и пришел на ту встречу, моя жена не погибла бы. Я считал, что она умерла оттого, что мы тогда не увиделись. Я думал, что не достоин счастья.
Киоши тоже работал следователем, чтобы наказать себя. Он специально выбрал для себя такую трудную жизнь. Его не отпускала мысль: «Я не заслуживаю счастья».
–Но я ошибался. Я осознал это, общаясь с людьми из этой кофейни.
Он говорил не только с Канаме и Хирай, которая вернулась в прошлое, чтобы повидаться со своей погибшей сестрой. Киоши расспрашивал и девушку, которая отправилась встретиться со своим бывшим возлюбленным, с которым они расстались. Он общался и с женщиной, вернувшейся назад во времени, чтобы повидаться с мужем, который сейчас терял память. Виделся он и с мужчиной, который хотел встретиться со своим другом, погибшим двадцать два года назад, и с человеком, вернувшимся в минувшую осень, чтобы увидеться там со своей матерью, скончавшейся в больнице. Киоши разговаривал и с мужчиной, который знал, что умирает, и потому отправился в будущее к своей любимой, которая осталась одна после его смерти, чтобы помочь ей стать счастливой.
–Я нашел особенно трогательными эти слова.
Киоши вытащил свою маленькую черную записную книжку и зачитал вслух:
«Если ты хочешь стать счастливой после того, что произошло, то твой ребенок прожил эти семьдесят дней не зря. В этом случае его жизнь имела цель. Только от тебя зависит, был ли смысл малышу появляться на свете. Поэтому ты обязательно должна быть счастлива. Твой ребенок желал тебе именно этого».
–Иными словами, то, как я живу сейчас, делает мою жену счастливой.
Киоши столько раз читал эти слова снова и снова, что одна из страниц была помята и покрыта жирными пятнами.
Казу, в душе которой эти слова, похоже, что-то задели, залилась слезами.
Киоши убрал записную книжку в карман пиджака и покрепче натянул на голову охотничью шляпу.
–Я не думаю, что ваша мама специально не вернулась из прошлого, чтобы причинить вам боль. Поэтому родите этого ребенка и знайте…
Киоши сделал глубокий вдох и повернулся к Казу, которая все еще смотрела на Канаме.
–Вам позволено быть счастливой,– добавил он.
Казу не сказала ни слова и закрыла глаза.
–Спасибо за кофе.
Киоши оставил деньги на барной стойке и пошел к выходу. Нагаре слегка кивнул в ответ.
–Ох…– произнес вдруг Киоши и обернулся.
–Что-то забыли?– спросил Нагаре.
–Моей жене очень понравилось то ожерелье, которое вы помогли выбрать для нее,– сказал Киоши и с поклоном удалился.
В кофейне снова воцарилась тишина.
Мики, которая, без сомнения, испытывала облегчение, оттого что ее дело было сделано, начала засыпать, все еще держа Нагаре за руку.
–О, конечно.
Нагаре понял, отчего Мики вдруг так притихла.
Он взял ее на руки со словами: «Алле-оп!»
Лепесток вишни выпал из руки Мики на пол.
–Значит, пришла весна, да?– пробормотал Нагаре.
–Старший брат…
–Хм?
–Так значит, мне позволено быть счастливой?
–Да, конечно. Вот она может теперь занять твое место.
Нагаре поудобнее устроил Мики у себя на руках.
–Нет никаких проблем,– сказал он и ушел в заднюю комнату.
–Хм.
Вот и заканчивалась долгая зима.
С того самого дня внутри кофейни ничего не изменилось.
–Мама…
Тихо вращался вентилятор на потолке.
–Я…
Трое настенных часов показывали разное время. Лампы под абажурами окрашивали все в кофейный оттенок красновато-коричневой сепии.
Казу сделала глубокий вдох. Казалось, время в этой кофейне остановилось. Она положила руку на живот.
–Я буду счастлива!– воскликнула она.
Когда она произнесла эти слова, Канаме, все еще смотревшая в свою книгу, ласково улыбнулась. Именно так она улыбалась Казу, когда была жива.
–Мама?– вскрикнула Казу, и в эту же секунду тело Канаме стало похоже на поднимающийся к потолку пар от свежесваренного кофе.
Это облако тумана на какой-то момент зависло в воздухе, а потом просто исчезло под потолком.
Казу медленно закрыла глаза.
Канаме пропала, и вместо нее на стуле появился очень пожилой господин. Он подобрал брошенный на столе роман и перевернул первую страницу.
–Не могли бы вы приготовить мне кофе?– обратился он к Казу.
Она какое-то время стояла неподвижно, молча глядя в потолок. А потом опустила взгляд на этого господина.
