— Кто вам сказал, что она сама себе ее нанесла?
— Она же и сказала.
— Что вы предприняли?
— Я обработал рану.
— Заявили ли вы в полицию о происшедшем?
— Не заявил.
— Вы знали, что это была огнестрельная рана?
— Так она сказала мне, и это было видно по специфике
ранения.
— Разве вам не следует сообщать властям о подобных ранениях?
— Обычно я так и поступаю, но в том конкретном случае сделал
исключение.
— Что вас на это толкнуло?
Мне известны кое-какие обстоятельства жизни Евы Даусон. Ее
угнетала мысль, что она не достойна любви матери, что она неудачница, не
сумевшая реализовать свои возможности, короче говоря, у нее развился комплекс
неполноценности. Поэтому я решил, что какая-либо огласка даст крайне
неблагоприятный результат. И, когда ко мне обратились с просьбой сохранить имя
пострадавшей в тайне, я выполнил эту просьбу, полностью сознавая, что
разглашение тайны означало бы для девушки подписание смертного приговора.
— Ее состояние было серьезным?
— Очень. Имелись все предпосылки для перитонита.
— И вы взялись спасти ее?
— Да.
— Вам платили за лечение?
— Нет, сэр.
— Не странно ли ездить за тридевять земель, чтобы лечить
безвозмездно?
— Этот случай был интересен мне, как медику, и я решил
сделать все, что в моих силах, чтобы поднять пациентку на ноги.
— Она вам не рассказывала об обстоятельствах рокового
инцидента?
— Рассказала со всеми подробностями.
— И как это было?
— В пятницу вечером, 17 октября, она отправилась на
вечеринку в дом Джеймса Мелвина в Мэдисон-Сити.
Стоило ей выпить, как у нее испортилось настроение,
захотелось побыть одной и избежать нежелательного общения с одним из гостей,
который немного «перебрал».
Она выскользнула из дома и укрылась в машине Джеймса
Мелвина, стоявшей в гараже. Бездумно пошарив в бардачке, она нащупала там
револьвер и, повинуясь внезапному импульсу, решила положить всему конец.
— Она не назвала имени гостя, который досаждал ей своим
вниманием?
— Нет. Ева Даусон предпочитала не называть имен вообще. За
все то время, пока я лечил ее, она ни разу не упомянула ни одного имени, как я
ни пытался ее разговорить.
— Вам известно, где она жила?
— Нет, сэр. Неизвестно.
— Мне кажется, — вступил в разговор Селби, — вы приехали
сюда, чтобы водить нас за нос.
— Я вас не понимаю, — оскорбился Капальдо.
— Вы весьма охотно выдаете информацию, которая указывала бы
на смерть в результате самоубийства, и, как я предполагаю, постараетесь, чтобы
она попала в прессу, но когда дело касается сведений, помогающих нашему
расследованию, уклоняетесь от ответов на наши вопросы.
— Извините меня, джентльмены, но я действительно не, знаю ее
адреса. Мисс Даусон ходила на прием в мой лечебный кабинет, а не вызывала на
дом. В ее истории болезни было указано, что она проживает в отеле. Этим утром я
позвонил туда, но в отеле такая не значится. Я не вижу в этом ничего странного.
Пациенты, чьи обстоятельства жизни таковы, как у Евы Даусон, обычно делают все
возможное, чтобы о них знали как можно меньше, особенно тщательно они скрывают
свой адрес.
Что еще вы хотели бы нам сообщить?
— Думаю, это все, чем я располагаю, джентльмены.
— Кто направил вас сюда?
— Я бы сказал, не кто, а что. Долг врача.
— Долг врача! — язвительно фыркнул шериф.
— Между прочим, — спросил Селби, — вы знакомы с Джимом
Мелвином?
— Нет, сэр.
— А с Хадсоном Л. Парлином?
— Нет, сэр.
— Но вы конечно же знакомы с А.Б. Карром, адвокатом, не так
ли?
— Мистером Карром? О да, знаком!
— И хорошо знаете его?
— Мы встречались несколько раз.
— Он ваш адвокат?
— Зачем мне адвокат?
— Вы никогда не обращались к адвокату?
Доктор молчал.
Хотя бы раз вы обращались к адвокату, не так ли? —
настойчиво спросил Селби.
— В прошлом я однажды воспользовался услугами адвоката.
— И адвокатом, услугами которого вы воспользовались, был
А.Б. Карр?
— Я не улавливаю связи с обсуждаемой нами темой.
— Разве Ева Даусон не говорила, что обратилась к вам по
совету А.Б. Карра?
— Я не помню.
— Но она ссылалась на кого-то?
— Да… Она что-то говорила о том, что знает одного моего
друга… а может, она имела в виду какого-то моего пациента, который ей меня
рекомендовал. Точно не могу сказать, джентльмены. У меня столько пациентов, и я
так загружен работой, что, естественно, не могу упомнить подобные мелочи.
— Каким образом вы узнали о смерти Евы Даусон?
— Я позвонил справиться о ее самочувствии, и мне сообщили об
этом печальном событии.
— Вы звонили в дом в Лас-Алидасе?
— Да.
— Кто подошел к аппарату?
— Миссис Мелвин.
— И что она вам сообщила?
— Она сообщила, что мисс Даусон нанесла себе ножом
смертельную рану и что власти округа извещены.
— Каковы были ваши действия в ответ на эту информацию?
— Я попытался сделать все, чтобы быть полезным властям,
надеясь, что мои показания могут помочь полиции.
Я отложил операцию в больнице и сразу же поехал сюда, чтобы
в полиции знали подоплеку трагедии, — сказал Капальдо с видом человека,
принесшего себя в жертву на алтарь отечества.
— Вам неизвестно, где жила Ева Даусон; вы не знаете, кто ее
родители и где их можно найти, и вообще ни об одном ее родственнике вам ничего
не известно?
— Я располагаю адресом, который оказался вымышленным, и
убежден, что любая попытка с моей стороны получить информацию по остальным
интересующим вас вопросам также окончилась бы ничем. Все же я думаю, что она
откуда-то из-под Фресно.
— Когда в последний раз вы говорили с А.Б. Карром?
