— Соседи! — фыркнула та. — Просто живут рядом, вот и все.
Соседи!.. Да уж, соседи!
— А что такое?
— Такие соседи, если хотите знать, ни для кого из живущих
здесь не подарок! — Женщина решительно перехватила нить разговора. — Вокруг
живут уважаемые люди. Такого, что устраивают эти соседи, вряд ли вы когда-либо
видели! Гулянки до двух-трех часов ночи, пьяные женщины, и я точно слышала, как
в последний раз даже стреляли! Это был пистолетный выстрел. Так-то! А вы
говорите — соседи! Что вам нужно от них?
— Давно это было? — спросила Дорис, чувствуя, что у нее
сводит скулы, как от оскомины.
— Смотря что.
— Гулянка.
— Гулянки, — уточнила женщина. — Их было столько, что и не
упомнишь.
— А когда стреляли?
— На прошлой неделе… пожалуй, дней десять назад. Послушайте,
если вы хотите что-то продать, то в такую рань вам здесь ничего не светит.
Раньше десяти там не просыпаются, даже если они дома, а сейчас их и вовсе нет.
— Я… я друг их семьи, и…
— Ну, зря я тут разболталась с вами. К тому же пора заняться
делом. Всего хорошего. — И дверь захлопнулась перед носом Дорис Кейн.
Теперь Дорис Кейн решилась. Вернувшись к дому дочери, она
уверенно вставила ключ в замочную скважину, повернула, откинула щеколду,
открыла дверь и вошла.
Спальные комнаты находились на верхнем этаже. Из холла
широкая лестница с ажурными коваными перилами вела вниз в просторную гостиную.
— Эй, Джим! Паула! — крикнула Дорис. — Есть тут кто-нибудь?
Пустота дома гулко поглотила ее слова, усилив невольную
дрожь ее голоса.
Дорис Кейн спустилась вниз по лестнице. Найденный ею
выключатель затопил гостиную болезненно ярким светом, который всегда так
безнадежно проигрывает на фоне искрящихся солнечных лучей. Тяжелые гардины,
висевшие на окнах, почти не пропускали дневного света, но и электрических ламп
было достаточно, чтобы разглядеть большую, даже слишком, комнату, довольно
комфортабельную, с огромным камином в одном конце, французскими дверьми,
открывающимися на широкий балкон, на западной стороне и дверью на северной,
ведущей в помещения нижнего этажа.
Далее на южной стороне располагалась столовая, а за ней — кухня.
В гостиной остались следы излишне щедрого гостеприимства.
Повсюду были разбросаны бокалы, пепельницы набиты окурками, воздух пропитан
застоявшимися запахами, свойственными давно не проветриваемому помещению.
На столе стоял изотермический контейнер, предназначенный для
хранения кубиков льда. Дорис приподняла крышку и заглянула внутрь.
Контейнер был на треть заполнен водой. Кубики льда растаяли,
и образовавшаяся из них вода нагрелась до комнатной температуры.
Дорис через столовую прошла в кухню и убедилась, что там все
чисто. Здесь царил идеальный порядок, а в раковине не валялось ни одной грязной
тарелки.
Она заглянула в холодильник, потом в буфет и, открыв
хлебницу, пощупала лежавший там батон. Он оказался твердым как камень и пах
плесенью. Подойдя к кухонному столу, Дорис провела по нему пальцем — на
столешнице, покрытой толстым слоем пыли, остался четкий след.
Она вернулась в гостиную и, потянув за шнур, раздвинула
тяжелые шторы на окнах. И сразу в ярком дневном свете увидела, что и на мебели
лежит густой слой пыли.
Дорис выключила свет и взбежала по лестнице в спальные
комнаты.
Первая, очевидно, принадлежала хозяевам. Здесь стояла
широкая двуспальная кровать с тумбочками по обеим сторонам. На одной лежали
туалетные принадлежности Паулы, на другой — Джима. Постель не была смята.
Беглый осмотр шкафов показал, что одежда висит на своих местах. Если Паула и
уехала куда-то, то ненадолго и взяла с собой лишь самое необходимое.
Отправляясь в продолжительную поездку, она не ограничилась
бы таким малым количеством вещей.
Через ванную Дорис вошла в соседнюю спальню.
Здесь постель тоже была аккуратно застелена. По-видимому,
эта комната содержалась в идеальном порядке, чтобы в любой момент принять
кого-нибудь из родных или близких.
Следующая просторная спальня отводилась гостям.
Она имела отдельную ванную и… Дорис Кейн застыла на пороге,
невольно вскрикнув при виде темно-бурых пятен на кровати, о зловещем
происхождении которых она сразу догадалась.
На негнущихся ногах Дорис приблизилась к кровати и дрожащей
рукой провела по заскорузлому покрывалу.
Однако на полу она не обнаружила этих ужасных пятен, зато в
ванной ее ожидало зрелище целой кучи перепачканных в крови полотенец.
Преодолев первый испуг, Дорис принялась лихорадочно
соображать. По всей вероятности, произошел несчастный случай, и кто-то,
очевидно, потерял много крови. Ее промокали полотенцами, чтобы не капала на
пол, а лежал пострадавший, как видно, на кровати, ожидая, когда прибудет
доктор…
В памяти всплыли слова соседки: «А в последний раз даже
стреляли!»
Дорис Кейн поспешно спустилась вниз и выбежала на крыльцо,
где ярко светило солнце, пахло цветущими апельсиновыми деревьями, пели птицы и
слышались голоса детей, игравших неподалеку.
Она захлопнула дверь, и замок щелкнул у нее за спиной. Потом
открыла почтовый ящик, положила ключ под письмо от Альфонса Бейкера Карра и
бросилась к машине. Ей не терпелось сесть в нее и уехать подальше от этого
ужасного места.
В душевном смятении Дорис строила самые невероятные
предположения. Не застрелил ли Джим кого-нибудь? Может быть, оружие
разрядилось? Что с Паулой, возможно, она скрывается от полиции? А может быть,
сама стала жертвой? Паула не из тех, кто будет прятаться и таиться. Нет, она не
побежит, она встретит опасность с открытым лицом. Паула была и останется такой.
Она никогда не боялась отвечать за свои поступки.
Дорис Кейн бесцельно ехала по извилистой Хиллкрест-Драйв,
пока перед ней не выросло препятствие в виде отвесного склона.
Тогда она развернулась и повела свой пикап в обратном
направлении — к центральной улице Мэдисон-Сити.
Здесь признаки приближающегося праздника были особенно
заметны: мужчины все как один вырядились в тесные джинсы и сапоги на высоком
каблуке, явно затруднявшие передвижение. Неизменной принадлежностью мужского
населения были также широкополые шляпы, пестрые шейные платки, усы и бороды. В
витринах магазинов красовались ковбойские шляпы по 2 доллара 99 центов за
штуку, ярко-синие, золотистые или красные платки и самая модная обувь сезона —
сапоги.
Повсюду царило веселье и непринужденность в обращении.
Прохожие останавливали друг друга, чтобы похвастать своим нарядом и обменяться
шуточками по поводу усов и ковбойских причиндалов.
